Святой Грааль

Человек на коне был невероятно широк в плечах, коренаст, грузен, от него веяло древней звериной мощью. Он был в рубашке из толстых металлических колец, на голове блестел шлем размером с пивной котел, левую сторону груди закрывал широченный щит размером с дверь сарая, а на локте правой руки вместо ожидаемого Томасом меча висела тяжелая шипастая булава. Наискось седла совсем не по-рыцарски лежало толстое копье с простым булатным наконечником.

Всадник придержал коня. Они съехались на расстояние пяти шагов, остановились. Всадник оценивающе рассматривал Томаса — бесцеремонно, откровенно. Томас нахмурился, надменно выпрямился. Рука дернулась опустить забрало, но сдержался — знал эти ревнивые взгляды. Разбойники нападают ради добычи, но есть порода странных — опять же людей! — в молодой Британии их зовут странствующими рыцарями, что бродят по дорогам еще полудикого края в поисках самой схватки. Не успокаиваются, пока не отыщут рыцаря сильнее, да и потом еще пробуют поквитаться, не получая от кровавых схваток ничего, кроме ран и увечий. Томас раньше сам был таким, да и сейчас такой, но то ли отшельник подействовал, то ли недавняя встреча с сорока каликами выбила из колеи, но сказал первым, вполне мирно:

— Приветствуем незнакомого рыцаря! Пусть дорога твоя будет короткой.

Незнакомец смерил его хмурым взглядом, не шелохнулся, только проревел густым голосом, похожим на рев рассерженного медведя:

— Короткой? Уж не ты ли ее укоротишь?

— А что, можно попробовать.

— Надо бы померяться силушкой, — согласился незнакомый богатырь. — Я пока что равных не встречал, а ты выглядишь крепким дубком... Среди поединщиков не припомню. Но сперва дело, а забавы опосля. Откеля путь держите?

Томас заметил, что всадник с явной недоброжелательностью посматривает на Олега. Тот, напротив, смотрит на всадника с симпатией, со странным сочувствием. Опережая рыцаря, что вспыхнул от требовательного вопроса, Олег ответил ровным благодушным тоном:

— Из Иерусалима. Поклонились Гробу Господню, что крестоносцы в прошлом году отвоевали у сарацинов, искупались в Иордане, в кипарисовых рощах побыли... Идем обратно.

— Через Царьград?

— Другой дороги еще не придумали.

— Что там сейчас? — потребовал всадник грозно.

Томас нахмурился, со стуком опустил забрало и широким жестом хлопнул себя по бедру, где торчала рукоять меча.

— Неспокойно, — ответил Олег мирно.

— Новые народы нападают?

— Варвары?.. Они тоже, но сейчас поговаривают там Идолище появилось. Какие-то церкви разграбили, иконы вышвырнули, церковными ризами коней вместо попон укрывают...

Всадник побагровел, стал устрашающе огромным. Выпуклые глаза налились кровью, прохрипел лютым голосом, переходящим в свирепый рык:

— Почему допустили?

Олег раздраженно повел плечом. Он, как заметил Томас с удовольствием за друга, смотрел на огромного воина без всякого страха.

— Давно ли мы, россы, — сказал Олег недовольно, — ходили на Царьград? А теперь вдруг стали его защитниками?

— Там наши христианские святыни! — проревел всадник.

— Не мои, — ответил Олег сухо. Лицо его потемнело. — Вовсе не наши, дубина.

Томас вмешался, боясь, что всадник неправильно истолкует слова калики как слабость или трусость:

— Нам плевать на ваши святыни правокефалия! Я левокефал, а мой благородный друг, хоть и бредет пешком — он герой с причудами — вовсе исповедует свою древнюю веру отцов и даже, возможно, прадедов.

Всадник сказал, не поворачивая огромной головы к блестящему рыцарю:

— Заткни пасть, железяка!.. А ты, калика, как не стыдно? Встречал тебя однажды, еще больше о тебе слышал. Вдвое сильнее меня, но бродишь по дорогам аки птаха небесная, что кизяки клюет! Смелости, ухватки в тебе нету. Взял бы Идолище поганое за лапу или что там у него, шмякнул бы о стену, чтобы весь дворец затрясся, а маковки церквей посыпались! Мокрое бы пятно осталось, тут бы и делу конец.

Томас яростно пыхтел, обнажил меч до половины и горячил удилами коня, выбирая позицию для удобного удара.

Олег ответил раздраженно:

— Какое мне дело до драк внутри чужого города?.. Там каждый месяц появляется новое Идолище. Со своими сторонниками! Только своего вожака зовут пророком, а чужого — Идолищем. А те — наоборот, хотя для меня это выкапанные близняки. Царьград — гнилой город. Если царьградцам едино, кто ими правит, то какое дело нам?

Богатырь вытаращил глаза, задышал тяжело:

— Да как ты... Да ты что?.. Царьград — святой город! Там патриарх православный, оттуда наша вера русская пришла!

Олег снова потемнел лицом, даже скрипнул зубами. У него было такое лицо, словно сердце пронзила злая боль. Томас сразу люто возненавидел чужака, выдернул меч, развернул коня и заставил его попятиться для разгона.

— Русская, — повторил Олег мертвым голосом. Щека его дернулась, он стоял бледный как мертвец. — Твой патриарх гнет шапку перед Идолищем, базилевсом, любым князьком, кто его держит в кулаке. Вон те левые, католики, все-таки не кланяются! Для них вера — это вера, власть — власть. Словом, дурень ты с короткой памятью... Впрочем, ты ли виноват?