Святой Грааль

Бережно водил камешком, подносил лезвие ближе к огню, всматривался. Послышался шорох, Томас мгновенно отпрянул от огня и ухватил меч за рукоять, но перед глазами, ослепленными полыхающим костром, в черной тьме ярко блистали плавающие искры. Запоздало вспомнил, что калика никогда не садится на страже лицом к огню.

Сзади по голове ударили, как по наковальне, в ушах полыхнуло жарким огнем. Он привстал, замахнулся мечом, но кто-то тяжелый прыгнул на спину, ударил снова, и Томас провалился в тьму.

Сквозь шум крови в ушах он услышал голоса. По-прежнему выгибался темный купол с крупными звездами, костер чуть прогорел, потрескивал угольками. В красноватой полутьме возникали и пропадали темные силуэты, позвякивало железо. Фыркали невидимые кони, трещали кусты.

Над Томасом из темноты нависло хмурое лицо — широкое, с выступающими скулами. Блестящие от возбуждения глаза быстро оглядели пленника, губы раздвинулись, обнажая желтые изъеденные зубы:

— Этот цел... Второй нам стоит троих, но успели... Как думаешь, нам заплатили верно?

Странный гортанный голос из темноты ответил зло:

— Раньше я думал, что переплатили!.. Теперь сомневаюсь.

— Но мы их взяли!

— Сонными. А если бы проснулись вовремя?

Человек отошел от Томаса:

— Что сделано, то сделано. Но ты прав, можно бы потребовать больше. Хоть нас и предупреждали, но я таких еще не встречал!

Томас шевельнулся, проверяя веревки. В затылке вспыхнула резкая боль, а в висках застучали молотки. Толстая веревка туго стягивала руки, ноги тоже не двигались. Рядом послышался стон. Томас повернул голову, ему захотелось умереть от стыда: в трех шагах лежал, уткнув в землю залитое кровью лицо обнаженный до пояса калика. Его руки были туго стянуты за спиной толстой веревкой в несколько рядов, как и ноги. В красноватом свете костра мышцы казались вырезанными из темного дерева.

Из темноты вынырнул приземистый человек со странно плоским желтым лицом. Он хромал, его жилистые руки болтались у колен, а в корявых пальцах, похожих на корни старого дерева, звякали цепи и железные браслеты. Молча он опустился возле Томаса, хрустя суставами, надел приготовленное железо на руки и ноги, начал заклепывать. Томас выругался, дурак сослепу сразу промахнулся в темноте, ударил молотком по лодыжке.

Распухшие от веревок ноги уже онемели, но тупая боль в кости отозвалась по всему телу.

Калика застонал, повернулся на бок. Томас увидел его лицо, плотно зажмурился, зная что и под опущенными веками будет гореть обезображенное окровавленное лицо калики, которого он по своей оплошности отдал в руки врага!

В темноте раздался сиплый голос:

— Коршун, пошли за хозяином! Пусть выплатит остальное, да уедем. Мне здесь не нравится. С другой стороны долетел хриплый смешок, злой голос:

— Стельма уже помчался!.. Спешит. За радостную весть ему пару лишних золотых кинут на лапу.

— Черт с ним... Выбирать не приходится. Двоих этот зверь уложил уже в веревках, одного железный дьявол задавил... Еще малость, у нас бы никого не осталось!

Я задавил, понял Томас. Когда бы это? Вроде бы сразу провалился во тьму. Должно быть, падая, все же дотянулся до противника, подмял, успел стиснуть. Странно, оставили в доспехах, а с калики содрали подчистую. Всего час побыл в панцире Муромца. Кому не суждено носить броню, тот не носит!

В ночной тиши послышался приближающийся конский топот. Кто-то мчался во весь опор, конь испуганно заржал, схваченный внезапно в темноте за удила.

В костер услужливо подбросили сухих веток, огонь затрещал, озарил полянку. Послышались шаги, затем — хриплый голос, сдавленный от ярости и жгучей страсти:

— Они!.. Наконец-то!

Над Томасом стоял, широко расставив ноги, рыцарь в легком кольчужном доспехе, в кожаных брюках, легких сапогах, лишь шлем у него был тяжелый рыцарский, полностью закрывающий лицо, для глаз оставалась узкая щель, а на уровне рта виднелись крохотные дырочки, просверленные в металле.

Томас вздрогнул, холод проник в члены, налил их свинцом. Он в страхе всматривался в узкую щель шлема, пытаясь увидеть глаза. Рыцарь наклонился, покачал головой. Голос был хриплый, страшный:

— Не узнаешь, сэр Томас?

— Сэр Горвель? — прошептал Томас. Голос прервался, в горле стоял тугой комок.

Рыцарь взялся обеими руками за шлем, медленно поднял. Томас вскрикнул, закусил губу. Перед ним был труп: желтое обезображенное лицо, жуткие шрамы наползали один на другой, а с левой стороны сквозь узкую щель в щеке виднелись красные десны и ряд зубов, а справа из стесанной скулы выглядывала белая сухая кость, какие Томас видел лишь на скелетах, на которых попировали вороны. Правая глазница, пустая и багровая как зев адской печи, уже не так бросалась в глаза на полностью теперь обезображенном лице.

Горвель с трудом растянул белые как подземные черви губы в нехорошей улыбке:

— Узнал... И понял, как вижу, что ждет на этот раз тебя... до того, как отрежу голову и брошу в котел с кипящей водой!

— Зачем? — прошептал Томас прерывающимся голосом.