Святой Грааль

В дверном проеме остался один воин, да и тот пятился, пугливо задирал голову, глядя на потрескивающий потолок. Томас на миг умолк, набирая в грудь воздуха, из коридора донесся топот убегающих ног. Томас с жаром в сердце запел о последней битве Роланда, когда он разил сарацин любимым мечом, пощады от них не желая. Поперек трещины пролегла еще одна — пошире. Посыпались камешки. Олег похлопал Томаса по плечу, указал на трещину, поднялся:

— Спасибо, хозяин за прием. Это по-нашенски! Все для гостей. Но пора и честь знать. Сэр Томас, забирай чашу, пора в путь.

Бледный Бурлан кое-как вздел себя на ватных ногах. Доспехи на нем звенели как посуда в телеге, когда конь несется вскачь по лесной дороге через пни и колоды. Томас провозгласил упрямо:

— А я желаю гулять!.. Умереть, так захлебнувшись в бочке с вином!

Он звучно икнул, поспешно зачерпнул вина, осушил. Олег похлопал по плечу, сказал предостерегающе:

— Сэр Томас! Прошлый раз, когда мы гуляли, весь город разрушили... Нехорошо!

— И здесь... ик... раз-р-р-рушим...

Ковшик в его руке смялся как листок лопуха. Он отшвырнул негодующе, полапал не глядя по столу, нащупал блюдо, где совсем недавно лежал жареный кабанчик.

— Нехорошо, — повторил Олег укоряюще. — Тебе было велено в наказание сорок поклонов и поститься два дня без вина, а мне, язычнику, наказали принести в жертву Перуну две овцы, одного козла и троих христиан! Если и сейчас накажут, то где я тут найду овец и козла? Хорошо, хоть христиане...

Он уставился мутным взором на последнего отважного воина, что стойко загораживал дверь, несмотря на то, что рядом зияли страшные проломы в обеих стенах, куда проехали бы по два всадника в ряд. Воин побледнел, всхлипнул, его словно ветром унесло, лишь прогремела частая дробь каблуков, а внизу хлопнула дверь.

— Да и тебе, — продолжал Олег увещевающе, — легче гореть в аду, чем протерпеть два дня без вина! Пойдем.

Томас в трагической рассеянности, думая над словами калики, сворачивал в трубку железное блюдо, снова бережно расправлял, как помятый пергамент, тут же сворачивал снова. Взор его оставался мутным. Олег поднял его за плечи. Томас в последнем проблеске сознания сгреб чашу, прижал к груди обеими руками. Олег повернулся к Бурлану:

— Вели быстро подать двух коней в запас! С одеялами, едой на неделю. И собери ему доспехи, вы с ним одного роста. Да побыстрее, а то он все разнесет!.. Он и Храм Соломона разрушил, и сады Семирамиды... и Вавилонскую башню... вторую, которая поменьше...

С его помощью Томаса облачили в полный рыцарский доспех. Олег торопливо вывел рыцаря из здания. Пол качался как морские волны, впереди мелькали тени, головы высовывались и пропадали. Все двери были распахнуты, со двора слышалось ржанье, испуганные вопли.

Олег свел Томаса с крыльца, обнимая за пояс. В темной ночи при красном свете факелов метались люди, таскали мешки, седельные сумки. Двое оседланных коней прыгали, испуганные факелами и криками, пытались вырвать поводья.

Самые отважные рискнули подвести коней к крыльцу, Олег помог Томасу взобраться в седло, воткнул ему в руки поводья. Томас тут же начал клевать носом, Олег с ужасом чувствовал как быстро тяжелеет собственное тело. Ноги стали как чугунные, во рту пересохло, язык царапал горло.

— Исполать, — пробормотал он, — провож-ж-ж-жать не надо...

Уже в седле он взял из руки Томаса поводья, послал коней шагом к пролому. Раскатившиеся глыбы убрали, но ворота оставались посредине двора. Кузнецы и плотники при свете факелов сдирали железные скобы и полосы, растаскивали тяжелые бревна. Завидев приближающихся странников, которые вышибли ворота, бросили ломы и разбежались.

Быстро теряя силы, Олег в страхе косился на Томаса. Тот качался, наконец лег на конскую гриву. В проломе стучали топоры и молоты. Олег подумал вяло, что сейчас они с отважным рыцарем не отобьются даже от воробьев.

Внезапно стук резко оборвался, тени мелькнули и пропали во тьме. Кони освобожденно вынеслись из-под каменного свода, бодро понеслись в ночь. Холодный воздух пронизал до костей, Олег съежился, чувствуя себя как с содранной кожей. Он покрепче вцепился немеющими пальцами в тяжелые, cловно намокшие бревна, поводья, из последних сил ударил пятками коня.

Дорога смутно блестела под мертвенным светом звезд, луны не было, земля выглядела пугающе темной, лишь чуть-чуть серебрились верхушки бугров, пеньки, валуны.

По обе стороны дороги замелькали исполинские деревья. Кони бежали как по узкому ущелью, слабый свет звезд едва серебрил дорожку. Холод смерти все глубже забирался в застывшее тело Олега, что уже истратило все жизненные силы, сердце билось все медленнее и тише. Наконец деревья сдвинулись, ветви над головой переплелись, закрывая небо.

Кони остановились в полной темноте, темнее чем деготь или смола.

Больше Олег ничего не помнил.

Глава 11

Ему чудилось в странном сне, что он лежит на берегу речки. Волны плещутся в двух шагах от головы, вскидывается рыба, хватая низко пролетающих комаров, а ему, глядя на толстую рыбу, отчаянно хочется есть. Не комара, а толстую глупую рыбу.