Святой Грааль. Во власти священной тайны

Для писателей, произведения которых мы рассмотрели, Грааль действительно был Святым Граалем, и лишь очень немногие позволяли себе шепотом выражать сомнения на сей счет. Святой Грааль существует как бы на пограничной полосе между ортодоксальным учением Церкви и мирскими культами, отражая религиозный пафос в отношении почитания священных реликвий вообще, и евхаристия как живая святыня тела Христова сделалась предметом напряженно-восторженного внимания и поклонения. То, что созерцает Галахад в своем заключительном видении, мы, простые смертные, удостаиваемся видеть лишь «сквозь темное стекло», ибо сам предмет созерцания выходит за рамки возможностей человеческого языка; тем не менее не может быть никакого сомнения в том, что образ, который постоянно имели в виду авторы, занимал центральное место в таинстве мессы.

Под пером одного из самых вдохновенных поэтов артуровской тематики, Вольфрама фон Эшенбаха, Грааль интерпретируется как особый объект, через посредство которого Бог проявляет Свою волю на земле. И хотя Вольфрам превращает Грааль в некую таинственную данность, подчеркивая устремленность Парцифаля к полному раскрытию человеческого начала, а не к созерцанию Божества, тем не менее Грааль обязан всем своим могуществом облатке мессы, которую посланник Божий возлагает в него каждый год в Страстную пятницу. У читателей и толкователей поэмы Эшенбаха, по-видимому, не возникало никаких сомнений в сакральной природе реликвии. Но эта сакральная природа, первоначально вдохновленная евхаристией и получившая полное признание лишь два с половиной века спустя после своего первого появления, была переработана и переосмыслена в воображении светских авторов, и фактором, придавшим Граалю его невероятное могущество и притягательность, явился конфликт между великими поэтами той эпохи и их официальным кредо — символом их веры. Мы никогда не узнаем, как закончил бы свою повесть Кретьен де Труа; но возьмите заключительные страницы «Перлесво», «Поисков Святого Грааля», творений Вольфрама и Мэлори: они совершенны во всех отношениях. Это касается и духовной ауры покинутого замка в «Перлесво», и апофеоза Грааля в «Поисках», и достижений Парцифаля на пути духовной и эмоциональной зрелости, и напряженного индивидуального переживания таинства евхаристии в романах Мэлори.

Однако религиозным воззрениям, лежащим в основе повестей о Граале, в начале XVI в. был брошен дерзкий вызов. Вера в реальное присутствие Христа при совершении мессы, с которой всегда ассоциировался Грааль, была резко отвергнута фанатичными христианами, стремившимися возродить истинную веру, свободную от всего, в чем они усматривали идолопоклонство и суеверие. В ответ на это реформаторы внутри самой Церкви, отстаивая незыблемость своих доктрин, предпочитали делать объектом своей критики другие темы и с неодобрением взирали на религиозный энтузиазм широких масс. Начало Реформации явилось тем моментом, когда Грааль исчез из поля поэтического вдохновения; как сказано в одном романе, «и с тех пор никто не дерзал говорить, что он видел Святой Грааль».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

НОВЫЙ ГРААЛЬ НА МЕСТЕ СТАРОГО

Светские фантазии и образы Грааля

ИНТЕРЛЮДИЯ

Средневековый Грааль по природе своей был явлением глубоко религиозным, несмотря на то что он никогда не являлся составной частью официального вероучения Церкви. Сторонники протестантской Реформации XVI в. относились к народным верованиям и неофициальным культам с крайней неприязнью, и Грааль с его сложной фантастической историей вряд ли имел шанс прийтись по вкусу суровым пуританам. Последние не удосужились отделить повести о Граале от общего проклятия, которое они обрушили на все без исключения артуровские романы. Пуританский проповедник Натаниэль Бэкстер, сожалея о недавнем переиздании труда Мэлори, сетовал, что эта книга, помимо прочих аморальных вещей, содержит «простонародную и зловонную повесть о Сангкреале». Точно также и католическая Контрреформация при всех ее попытках возвратиться к строгой канонической вере не имела ни малейшей склонности терпеть подобные маргинальные фантазии.