Святой Грааль. Во власти священной тайны

Когда здание парламента Великобритании перестраивалось после опустошительного пожара 1834 г., художник Уильям Дайс получил заказ на исполнение целой серии настенных росписей на артуровские сюжеты для Туалетного зала королевы в Палате лордов. В процессе работы возникло замешательство: Дайс заявил принцу Альберту[354]

, что подходящей темой для предполагаемых росписей являются эпизоды из «Смерти Артура» Мэлори, и Альберт с энтузиазмом отнесся к подобной идее. Однако, предложив сюжеты для росписей, Дайс долго уклонялся от написания самих фресок, и только благодаря настоянию принца Альберта, бывшего председателем комиссии изящных искусств, он, наконец, согласился. Дайс приступил к изучению истории и легенд Артуровского цикла и создал эскизы семи фресок, но вскоре убедился, что его идея далеко не столь удачна, как он полагал прежде, и что, по верному замечанию Роджера Эшема

[355]

, воспитателя королевы Елизаветы I[356], Мэлори описывал «откровенные убийства и жестокую отвагу», а также высокие рыцарские идеалы, причем и то и другое у него трудно разграничить. Большинство его персонажей подвержено тем или иным недостаткам в морально-религиозном плане. Это особенно справедливо в отношении Святого Грааля. Каждая из росписей символизирует ту или иную добродетель: «Щедрость», «Набожность», «Милосердие» и т. д., но изображения влюбленных вызвали возражения, поскольку образы таких пар, как Гвиневра и Ланселот, Тристан и Изольда, ассоциировались с адюльтером. Поэтому историю Грааля символизировала фреска «Религия», однако само появление Грааля могло вызвать весьма противоречивые отклики. Дело в том, что римо-католикам в Англии лишь совсем недавно, актом от 1829 г., было позволено свободно исповедовать свои убеждения, участвовать в выборах и занимать официальные государственные посты. Назначение папой римским кардинала Уайзмэна на пост первого римско-католического архиепископа в Англии со времен Реформации вызвало в 1850 г. широкие общественные волнения. Поэтому Дайс был совершенно прав, когда в письме к Чарльзу Истлейку, президенту Королевской академии и члену комиссии, заметил: «мне кажется разумным не давать изображений приключений Святого Грааля, которые… как мне представляется, привносят разного рода религиозные и антикварные противоречия, каковых лучше избегать».

Главную трудность здесь представляли присутствующие у Мэлори явные ассоциации Грааля с учением о пресуществлении, представлявшие серьезную проблему, особенно в связи с тем, что сам Дайс был англо-католиком, и в 1847 г. возникли слухи, что он будто бы перешел в римо-католичество. Он испытывал симпатии к истории Грааля, но сознавал, что не вправе проявлять свое восхищение ею в то время, когда большинство населения и многие представители Церкви Великобритании рассматривали англо-католиков как своего рода пятую колонну внутри Англиканской церкви. Поначалу Дайс попытался избежать акцентирования образа Грааля, изобразив рыцарей, отправляющихся на его поиски, но, к сожалению, центральная сцена этого сюжета, в которой Ланселот, прощаясь, целует руку Гвиневры, напоминала об адюльтере, что было совершенно недопустимым. В конце концов Дайс сумел решить эту проблему, изобразив сцену, на которой Галахаду, Ворсу и Персевалю (а также сестре Персеваля) в конце мессы предстает видение Самого Христа и четырех евангелистов. Видение означает, что они — избранные рыцари, которым предстоит продолжать поиски. Стиль Дайса был таков, что персонажи были вырваны из средневекового контекста и перенесены в эпоху Возрождения, что было обычным для того времени[357]. Поэтому Грааль был предусмотрительно убран; чаша, которую держит в руке священник, изображенный слева, — это обыкновенный потир, и поэтому мысли королевы, являющейся официальной главой Англиканской церкви, не могли быть потревожены ни малейшим намеком на ересь в тот момент, когда она облачалась в парадное одеяние для участия в наиболее торжественных церемониях.