Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие

Однако из этого не следует, что пришествие Бога на смерть и страдания были обманчивы: они были действительными, как и то, что саламандра входит в огонь, подвергается его действию, но ничего не претерпевает, а гасит огонь. Как же удивляться тому, что существо, высшее материи, бесстрастное, своим причастием смерти показало бесстрастие своей природы? На малое время Бог принял образ человека, по Своему мудрейшему плану осуществил то, что имел намерение совершить, всегда сохраняя Свое божественное могущество. оставаясь тем, чем был, ничего не терпя в страданиях. Страдает то, что побеждается и изменяется от тления; но что совершается превосходящею божественною мудростью и дивным домостроительством божественного провидения, того нельзя считать страданием Бога, потому что, вследствие бесстрастия Бога, в нем нет ничего, что производило бы страдание. Как огонь не претерпевает разделения от меча, так и Бог при страданиях остается бесстрастным; скорее, страдают тела, которые хотят поразить и разделить Божество.

Бог может, не претерпевая изменений, проникать во все, подобно тому, как лучи солнца проходят чрез чистое стекло. И как свет солнца не уменьшается от того, что дает сияние нуждающимся, так и Бог ничего не теряет, распределяя по Своему милосердию блага нуждающимся. Поэтому возможно, чтобы Бог пришел на страдания и остался неизмеряемым. Только тот может быть назван высочайшим Богом, Который, будучи свободным и не подверженным никаким человеческим страданиям, однако в Своей бесстрастной воле не встречает препятствий к тому, чтобы придти к людям, которые жаждут божественного промышления. A тот Бог, Который созерцал бы величие Своего Божества, предпочел бы молчание и ради покоя презирал бы все, — такое существо стояло бы значительно ниже тех смертных, которые не пощадили жизни ради отечества и друзей, которые своею волей стали выше мучений и в силу своей доблести причиненные им мучения не считали мучениями. Григорий перечисляет целый ряд классических героев, которые обнаружили величайшее презрение к смерти и ради отечества и друзей не пощадили жен и без колебания предпочитали потерять жизнь. Они возрастали в своей свободе и в служении добродетели, с радостью допустили не только быть рассеченными тиранами, но не уклонились и от того, чтобы быть прибитыми гвоздями к дереву, смертью приобретя себе свободу. — Так Григорий незаметно переходит ко второй части разбора поставленных ему возражений.

Разве можно утверждать — продолжает он раскрытие своих мыслей, — что, так как Бог живет во славе, Он не воспринял на Себя поношения, проистекающего из страданий, и таким образом, желая почтить Его, отрицать, что им подается помощь людям? Бессмертный Бог, Своею смертью посрамивший смерть, не мог потерпеть страдания и стыда, потому что гордость всегда чужда Ему. И каким образом Бог мог потерпеть стыд или поношение, когда Он пришел на смерть, чтобы отвратить смерть от людей? Кто ищет суетной славы и боится лишиться ее, тот никогда не захочет перенести страдание смерти. Но для Бога лучше страдание от железа и огня, чем страдание от желания суетной славы, так как этого последнего страдания Бог не мог бы исцелить, если бы оно было у Него. Но если Бог не жаждет славы, то Он может претерпеть смерть и смертных избавить от смерти. Его жизнь не была бы жизнью, если бы она могла быть уничтожена смертью. Поэтому именно Он смертью доказывает, что Он — жизнь. Как лучи света, смешиваясь с тьмою, не входят в общение с нею и не претерпевают потемнения, так и Бог Своим добровольным пришествием на смерть не навлекает на Себя ничего унизительного, напротив, показывает Свое всемогущество.

Некоторые утверждают, что блаженнейший и нетленный тот, кто и сам не проявляет деятельности, и другим не позволяет действовать. Но кто таков, тот страдает бессилием. Нельзя назвать блаженнейшим и высшим благом того, кто не открывает пути к добродетели, не делает людей знающими, не научает других мудрости, не заботится о спасении душ. Разве можно, чтобы блаженнейший и нетленный Бог не захотел вырвать корень злых помышлений и, по присущей Ему благости, изгладить из душ смертоносные влечения? Блаженнейшим и нетленным должно назвать только того, кто умерщвляет страдания, делает людей мудрыми, сообщает божественное ведение и являет добродетель. И для Бога было бы величайшим страданием — не радеть о людях, не хотеть совершать благое и не иметь попечения о человеческом роде. Как не назвать бесстрастным того, кто уничтожает пагубные действия страданий в самом корне и причиняет смерть страданиям?