Святополк II. Своя кровь

Не останавливаясь, войско скорым шагом миновало Переяславль и берегом Десны вышло к Чернигову, родовому гнезду сыновей Святослава Ярославича. Довольный Смоленским столом, последний Святославич Давыд и не помышлял о возвращении княжества, да и не хотели его отчаянные гордые черниговцы - воинственный, решительный, смелый и благородный Олег был им более по душе. Владимир Мономах еле успел затвориться в детинце с ближними ему людьми, как захватчики налетели и растеклись по оставленному без обороны посаду, грабя, поджигая дома и хватая нерасторопных жителей. Олег отдал половцам полную свободу действий - разве что повелел избавиться в первую голову от Всеволодовых и Владимировых ставленников, не разбирая, кто перед ним - мирянин или смиренный монах, огнищанин или игумен. Ему была нужна его родина, пусть в крови и грязи - но нужна. Дабы не смог Мономах призвать на помощь свои ростовские и суздальские дружины, помощь брату оказал Давыд - пусть и робкий, и не желавший затевать никаких свар, он все-таки выступил из Смоленска, атаковав Новгород. По лествичному праву здесь сидит старший сын великого князя или иной наследник власти. Мономах в обход дедовых обычаев поставил там своего сына Мстислава, но Давыду удалось выгнать княжича в Ростов.

Сидя в своем Киеве, Святополк внимательно следил за Черниговской землей. Киевщину половцы не тронули, краем зацепили и переяславльские владения, зато, несколько лет не знавший разора Чернигов теперь страдал. Степь была ненасытна - казалось, столько богатства перетекло в нее прошлым летом и осенью, так нет же! Нашлись пустые мошны и завидущие глаза! Но без добра нет худа - брат-соперник, Владимир Мономах, терпел нужду. Чем завершится распря меж ним и Олегом - неведомо, а только это ослабит сына Всеволода.

Восемь дней стояли половцы и тмутараканские полки под Черниговом. Восемь дней стлался по небу дым от сожженных деревень и сел, монастырей и неубранных пашен. Мимо городских стен тянулись чередой телеги с добром и толпы полоняников. Олег стоял твердо. Ему больно было видеть разор своей земли - как-никак, ему бы ее богатством богатеть, но уж лучше пусть половец ополонится, чем обманом захвативший власть Всеволодич! У Олега уже был сын от первой жены, гречанки Феофании Музалон, которая следом за мужем навсегда покинула Византию. Родила сына и Осулуковна. Олег хотел для детей лучшей доли, чем изгойство и жизнь на чужбине.

Он смотрел на стены Чернигова, почерневшие от дыма и потеков смолы, которую лили на головы осаждающих, и не ведал, что точно так же Владимир Мономах смотрит на вражий стан. Дружина горой стояла за него, но черниговские бояре, вятшие мужи, ремесленный и черный люд начинали роптать. Когда он проходил мимо, поднимаясь на стену, случалось, вслед ему летели приглушенные голоса:

- Доколи терпеть будем?.. Половец наши дома жжет!

- Князь Олег поганых навел. Владимир-князя воевать…

- Вот его бы и воевал! Нам-то за что достается!

- За княжьи распри!

Люди роптали, но когда начинался очередной приступ, с пустыми злыми лицами рвались в бой. Однако злость эта была не на врага, а на князей, что ради своих прихотей и упрямства заставляют их проливать кровь.

Вечером восьмого дня, едва Владимир Мономах вернулся в свои палаты, к нему с поклоном вошло несколько черниговских мужей. Двоих Владимир знал - они были ярыми сторонниками Святославичей, другие были мало знакомы. Недоброе предчувствие сжало сердце.

- Со словом мы к тебе от Чернигова-города, князь, - поклонился старший из бояр. - Людство черниговское говорит тебе - не люб ты нам. Святославичи - наши князья природные, хотим под их рукой быть. Оставь город…

- Оставить? - Владимир почувствовал, что задыхается. - Кому? Вы на стены выйдете, гляньте - половцы под стенами стоят! Посад выжгли, по земле ордой идут, людей в полон гонят! И сей разор ваш Олег Святославич учинил!

Бояре потупились, искоса переглядываясь. Но потом один из них поднял голову:

- Князь, ведаем мы, что за беду терпит земля Черниговская! Землю от поганых оборонять - то ваша, княжья забота. Сами с ними разбирайтесь, а мы за ваши княжьи распри костьми лечь не хотим.

- Не упрямился бы ты, княже, уступил Святославичу Чернигов - он бы отвел поганых! - добавил кто-то сзади.

Это уже был упрек. Его, князя, гонят прочь бояре! И гонят, явно виня в разорении, учиненном другим! Мол, кабы не ты, не было бы беды и стоял бы Чернигов богат и славен! Неслыханно!

В горнице наступила тишина, и в этой тишине Владимир отчетливо услышал доносившийся со двора слитный многоголосый гул. Рванулся к оконцу - так и есть!

Подворье было запружено людством. Боярские гридни стояли вместе с простолюдинами, а верные князю дружинники столпились на крыльце, готовые оборонять господина.

- Чернигов свое слово сказал, князь, - прозвучал за спиной голос боярина.

Стукнула дверь. Владимир обернулся - вошел его ближний боярин Ратибор, прошедший с ним долгий путь, помнивший победы и поражения на Стугне. В темных глазах его была тревога и вопрос: «Что скажешь, князь?»