Святослав

«Погибла слава, которая шествовала вслед за войском россов, легко побеждавшим соседние народы и без кровопролития порабощавшим целые страны, если мы теперь позорно отступим перед ромеями. Итак, проникнемся мужеством, которое завещали нам наши предки, вспомним о том, что мощь россов до сих пор была несокрушимой, и будем ожесточенно сражаться за свою жизнь. Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством; мы должны либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, достойные доблестных мужей».

Интересно, что отстаивают правильность датировки Диаконом этой речи те же ученые, что столь же безоговорочно уверовали в византийскую версию битвы при Аркадиополе (полный разгром русов вкупе с болгарами, мадьярами и печенегами). Как же это совместить с «до сих пор несокрушимой» мощью «россов»? Диакон где-то лукавит, или в описании битвы, или в датировке речи Святослава, а то и в обоих случаях. Лично я считаю именно так. Тем более, что не могу себе представить, откуда стала ему известна эта речь. Под Аркадиополем или Адрианополем источник мог быть какой угодно — от болгарского боярина, стоявшего рядом со Святославом, а позднее попавшего в плен или переметнувшегося, до притаившегося по соседству в кустах, ровно рояль какой, византийского беженца или шпиона. А вот в осажденном Доростоле… если там были византийские шпионы — могли бы и более полезным для родины делом заниматься, чем подслушивать речи русского государя. Попавший в плен рус? Дело очень маловероятное. Во-первых, ни Диакон, ни Скилица о таком диве вовсе не упоминают. Во-вторых, Диакон сразу после речи Святослава сообщает, что между русами принято в случае опасности неминуемого плена закалываться собственным мечом. То же самое говорит Ибн Мискавейх об участи одного молодого руса, которого толпа мусульманских фанатиков настигла в садах Бердаа. И даже в наших былинах, невзирая на тысячелетнюю «цензуру» христианства, не знавшего обстоятельств, оправдывающих самоубийство, сохранились образы положительных

героев, в безвыходной ситуации бросающихся на собственный меч. Это богатырь Дунай, о котором мы уже говорили, это Данила Ловчанин из одноименной былины и его молодая жена.

Так что, скорее всего, речь Святослав произносил — а он ее, судя по всему, произносил, уж больно совпадают изложение ее у Диакона и у русского летописца — во время похода на Царьград. А уж потом, или просто перепутав, или из соображений композиции, Лев Диакон перенес ее в Доростол. Очень вероятно, что и прочие подробности «комента» есть домыслы византийского сочинителя. Первое предложение — домыслено с оглядкой на недавнюю ночную прогулку Святослава, второе — из окончания войны. Возможно, кому-то не понравится, что я применяю к «непогрешимым» византийцам те же методы, которые привыкли применять к нашим летописцам. Отвечу: кое-где сказано «Ибо какою мерою вы мерите, такою и вам отмерено будет». Или попроще, на лесной язычески лад: «Чем аукнется…».