Святослав. Хазария

– Погоди, Булат, – остановил богатыря волхв, – он с перепуга и собственное имя позабыл, давай я с ним поговорю. – Он усадил грека на лаву возле высокого крыльца дома, помолчал, а потом сказал тихим, ровным голосом на греческом языке: – Я волхв из Киева, зовусь Всеславом, волхвы не могут говорить неправду, иначе прервётся связь с богом и волхв потеряет свою силу, поэтому каждое моё слово – правда, а по-другому быть не может! – Волхв помолчал, ожидая, пока до перепуганного насмерть повара дойдут его слова. Потом продолжил: – Если ты поможешь нам найти твоего хозяина, останешься жив, если нет, то будет вот так. – При этом волхв кивнул в сторону мёртвых тел.

– Нет, нет, я будеть помогать, только совсем не знай, куда хозяин бегать, – вдруг затараторил по-славянски грек.

– Гляди, братья, он по-нашему со страху заговорил, – усмехаясь в усы, изрёк десятник из Беловежского полка.

– Так по кухне ему всегда в помощники наших давали, вот и поднаторел, – пояснил один из бывших рабов. – Правду сказать, он хорошо к робичам относился, тех, кто на кухне работал, никогда не бил, разве что покричит, да и только.

– Тогда давай так, – предложил греку Всеслав. – Ты сейчас вспоминай, в каких местах ты бывал с хозяином, вспоминай точно, до мелочи, и ничего не говори, понял?

Повар согласно кивнул и с опаской прикрыл глаза, а волхв снова стал расслабленно-отрешённым и простёр над головою пленника левую руку. Так длилось некоторое время, потом волхв открыл глаза и, смахнув с чела выступивший пот, изрёк:

– Убежище узрел, жидовин там, человек тридцать охоронцев да ещё невольники.

– Что, подмогу возьмём? – спросил десятник у тиуна.

– Нет, – мотнул головой Булат, – много людей – много шума, этот живодёр снова улизнуть может. Надобно очень тихо всё сделать, а для этого нас как раз против тридцати хватит. – Он подошёл к коню, вставил ногу в стремя. – Куда едем?

– Кони нам ни к чему, вот лодка, что у причала стоит, как раз кстати, – ответил Всеслав.

– Добре, а вы, – Булат обернулся к бывшим невольникам, что ещё оставались в усадьбе, – за лошадьми нашими приглядите, да и порядок наведите, трупы захороните, нечего мух разводить.

– Я тут припасов взял кое-каких, – сообщил усатый десятник, загружая с воинами корзины и короба, – неизвестно, сколько дней в поисках пройдёт. – Он осмотрел по-хозяйски лодку, проверил вёсла и спросил удивлённо, указывая на другую, большую ладью, что стояла рядом: – А эта, видать, для перевозки коней приспособлена, гляди, коновязи рядами посредине, только расстояние больно малое меж ними, лошадям неудобно будет.

– Это, брат-десятник, не для лошадей, а для другого товара ладья, людей там вязали при перевозке, – пояснил один из бывших рабов.

– Добро бы к вечеру сыскать пристанище жидовина, – в раздумье проронил Булат, – ночью сподручнее всего его взять.

– Так скоро не получится, – ответил волхв, – грек плохо помнит дорогу, он же повар, а не воин.

Но ни в этот, ни в следующий день сыскать потайное убежище торговца людьми не удалось. Все протоки были похожи одна на другую. Примету в виде наклоненной к воде огромной ивы встречали то там, то здесь. Иногда обрадованный повар кричал, что это то самое место и он его узнаёт, но спустя некоторое время, испуганный и расстроенный, садился снова на скамью лодки, бормоча оправдание на ломаном славянском, греческом и хазарском языках. Когда с наступлением ночи расположились на первом попавшемся острове и развели костёр, молодой волхв, глядя в огонь, тихо сказал.

– Будем теперь искать по-другому. – Он встал и ушёл в глубь острова. Утром вернулся, и лодка снова двинулась на поиски. Только теперь никто не донимал повара вопросами, все молчали и глядели на волхва, который лежал посреди лодки как мёртвый и только иногда еле слышно говорил «ошую» или «одесную», «а тут против течения, до заросшего камышом островка».

Так они плыли почти весь день. Наконец волхв скомандовал:

– Всё, дальше днём не пойдём, заметят. Я буду спать, как стемнеет, разбудите, – и тут же крепко заснул.

В темноте тихонько двинулись дальше, послышался отдалённый собачий лай.

– Собаки – это плохо, – прошептал Булат, – шум обязательно поднимут.

– Собаки – моя забота, – тихо ответил Всеслав, – ты подумай, как людей расставить, чтобы и охорону убрать, и купца перенять.

Ночь была полна звуков: громко кричали лягвы, зудели комары, коих над водой было неисчислимое множество, то и дело ухали ночные птицы, плескались большие рыбы и водяные крысы, по берегу брехали собаки. Лодка без единого всплеска проплыла по течению мимо острова и неслышно причалила к низкой болотистой его части, поросшей камышом. Все тринадцать русов и грек, стараясь не шуметь, тихо выбрались на твёрдую землю.

Справа вдоль вытянутого острова высился частокол, там, по всему, были всё те же длинные глинобитные строения для живого товара, во дворе бегали, перегавкиваясь, сторожевые псы. Перед частоколом на заливном лугу расположилось с полдесятка юрт охоронцев, – там горел костёр и слышалась хазарская речь. Булат шёпотом приказал десятнику: