Святослав. Хазария

– То, сынок, лучшие девы, со всех земель собранные! Какая захочешь – будет тебе женой и княгиней. Не вороти глаза, приглядись получше, какие они все раскрасавицы!

– У грекинь твоих очи тёмные, обманные, будто из Нави смотрят, и сами они смуглые, как в бане давно не мытые.

– Есть среди них и не смуглые, белые девицы! – торопливо заверила Ольга. – Негоже мужу одному быть, когда он силён и молод. А ты у меня, сынок, – Ольга приобняла Святослава за плечи, зажурчала над ухом вкрадчиво, – хорош собой, ты муж лепый, полный здравия, и не должен один оставаться!

– Что я собой хорош, о том не мыслил и никогда не заботился. Я ведь, мамо, не византиец какой, которые бороды да усы чернят и про лик свой пекутся. У нас на Киевщине таким мужам высказывают порицание. О красоте только девушки да женщины могут думать. Не волнуйся, мамо, – Святослав поцеловал матери руку, – давно имею жену, которая мне по сердцу.

– Отчего ж не говорил мне? – всплеснула руками Ольга. Потом вдруг помрачнела и обронила: – Как может простая киянка быть женой князя?…

– Откуда знаешь, что она простая киянка? – насторожился Святослав. Потом пожал плечами. – А если и так, стыда в том не вижу, – закончил он, как отрезал.

Ольга растерялась, не зная, что сказать. А Святослав, переодевшись, пошёл в княжескую сокровищницу и долго выбирал там новую уздечку, смотрел хазарские стремена и койсожские сёдла. Отобрав нужное, вынес стременному, велел разбудить себя через три часа и, улегшись на сене, тут же привычно уснул крепким воинским сном. Стременной накрыл его бобровой шубой и стал снаряжать белого коня в новую сбрую.

Рано утром князь оседлал любимца и в сопровождении стременного и ещё двух воинов отправился на Подол. Прежде чем показаться в дружине, он хотел заехать к Овсене, хоть ненадолго увидеть её и сына.

Дорога шла берегом реки, и четыре всадника неспешно ехали по ней. Вдруг в кустах неподалёку раздался шорох. Спутники Святослава разом вынули мечи, но тут же опустили их, увидев выходящего на тропу осанистого старика.

– Чего хочешь, отче? – спросил князь.

– Хочу с тобой сам на сам говорить, – ответил старец. Уверенная речь, внимательный, будто в самую душу проникающий взгляд, несущий в себе поток волховской живы, – всё это князь ощутил внутренним обострённым чутьём, но не мог сразу вспомнить, как зовут сего старца.

Святослав, велев спутникам проехать дальше, остановил коня.

– Княже, – понизив голос, сказал старик, – Овсена и сын твой Мечислав у меня, живы и здравы, ждут тебя!

– Кто ты? – удивлённо спросил Святослав, силясь вспомнить, кто же из кудесников перед ним, а сердце уже радостно затрепетало в могучей груди. – Овсенушка и сын, истосковался по ним, родимым! Но отчего они не дома?

– Я Избор, Берестянский кудесник. Спрятал Овсену и сына твоего у себя на заимке. Опасность им угрожала, – ответил на не высказанный вслух вопрос старец. – Ежели хочешь, проведу тебя к ним, только никому не реки ни слова!

Князь постоял не столько в размышлении, сколько смиряя трепет непослушного сердца, которое мешало дышать и говорить ровно. Потом, совладав с ним, крикнул спутникам:

– Езжайте в Стан, я к полудню буду!

– Негоже, князь, самому без охраны ехать, – возразил один из воинов.

– У меня божеская охрана есть! – сказал князь, указывая на волхва. Он вспомнил кудесника, который с Великим Могуном вопрошал у него знания Тайных Вед на заимке старого Велесдара. – Не тревожьтесь, ждите на месте!

Стременной с воинами поскакали дальше, а князь с Избором направились в сторону Берестянской пущи. Желтеющий лес встретил их багряным нарядом клёнов и трепетных осин. Птицы у рек и болот собирались в стаи и громко галдели, прощаясь с родным краем перед отлётом в Ирий.

Избор бодрым шагом шёл впереди по знакомым ему тропинкам, Святослав ехал верхом, задумавшись о чём-то своём. Потом встрепенулся, окликнул:

– Постой, кудесник! Садись-ка ты теперь на коня, отдохни в седле!

– Дякую, княже, – отвечал Избор, – но я привык к пешему ходу.

Свернув в очередной раз, едва заметная тропинка вывела в березняк, где у поляны стоял ветхий домишко – крытая дёрном землянка. В ноги кудеснику кинулся чёрный пёс, стал ласкаться и прыгать, но не лаял совсем. А в землянке отворилась дверь, и на пороге встала Овсена. В тёмной, крашенной бузиной юбке, расшитой сорочке, с рядом бус на груди и накинутом на плечи тонком платке из овечьей шерсти. Волосы заплетены в косу и по-женски уложены на голове. В ушах – подаренные Святославом перед отъездом золотые лунницы с крестиками – символ единения Луны и Солнца, жены и мужа. Овсена взглянула на Святослава, прижала руку к сердцу, охнула. А затем, подобрав подол, бросилась к всаднику и припала к его стремени.

Святослав спрыгнул наземь, обнял Овсену и крепко поцеловал в уста.

– Ты стала ещё краше, – промолвил он, любуясь ею.

И так, обнимая за стан, он пошёл с Овсеной к жилищу.

Кудесник, кликнув пса, отправился на опушку к пчёлам.

Входя, пригнувшись, в низкую дверь землянки, Святослав услышал какое-то звяканье.