Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Альгирдас собрал большое войско (воиньства много) и двинулся к Москве. С ним были его брат Кейстутис со своим сыном Витаутасом (тогда бо еще младъ и неславенъ), его, Альгирдаса, сыновья и все литовские князья, и великий князь Михаил Александрович Тверской и Смоленская рать. По сути дела, это была коалиция. Понятно было, что теперь дело не ограничится демонстрацией силы. Жребий был брошен. Во главе соединенного войска был блистательный полководец Альгирдас, таланты и воинские достоинства которого ценились и на Руси [242]. Московский князь Димитрий, несомненно, уступал в этом отношении Альгирдасу. В данном случае проявилась и нередкая на Руси беспечность, стоившая не одного поражения и разгрома — войска ли, города ли.

Тако же и сего Олгердова ратного нахоженiа къ Москве князь великiй Дмитрей Ивановичь не ведалъ, донеже прiиде къ рубежу; егда же услышелъ князь великiй Дмитрей Ивановичь идуща ратью Олгерда Гедименовича и приближающася близъ, и повеле вскоре разсылати грамоты по всемъ градомъ и по всему княженiю своему, събираа рать. И не успеша тогда npiumu изъ далныхъ местъ вои его, но елицы тогда обретошася, техъ избравъ и отпусти въ заставу противу Олгерда, еже есть сторожевый полкъ, а воеводство приказа Дмитрею Минину […]

(Никон. летоп. — ПСРЛ 1965, XI, 11).

Войдя в пределы области Московьскiа

, Альгирдас нача преже всехъ воевати по рубежнаа местa, и жещи, и грабити, и сещи (в конце XX века это назовут «делать зачистку»), убил нескольких русских князей; дойдя до реки Тросны, уничтожил сторожевой полк князя Димитрия, заставу московскую, и князей и воеводъ и бояръ всехъ поби, месяца Ноября 21 […]. Альгирдас быстро понял, что Димитрий неуспе събратися съ силою многою и седитъ самъ въ осаде во граде Москве. Это известие, возможно, заставило Альгирдаса переменить первоначальные планы, и он устремился к Москве и вскоре уже стоял у ее стен. Димитрий приказал поджечь посад, а сам вместе с митрополитом Алексеем, двоюродным братом Владимиром Андреевичем, со всеми боярами и со всеми людьми

затворися во граде.

Три дня простоял Альгирдас у городских стен и, видимо, принял благоразумное решение не идти на приступ города, но зла много сътвоpu, пожже и поплени людей безчислено и въ полонъ поведе, и скотину всю съ собою отгнагша. Се же все бысть грехъ ради нашихъ, а преже сего таково зло не бывало Mocкве отъ Литвы; аще и отъ Татаръ много зла бывало, но отъ Литвы едино се зло сотворися, и то окаанно и всегубително (Никон. летоп. — ПСРЛ 1965, XI, 11; ср. Троицк. летоп. 1950, 386–388). Цена беспечности была слишком велика. Общая инициатива продолжала оставаться за Литвой, в руках Альгирдаса. В 1368 году впервые с такой ясностью обнаружилась литовская угроза Москве, и теперь Москва оказалась между Литвой и Ордой, которые вдвоем были, конечно, сильнее ее.

Несмотря на то, что Орден серьезно тревожил Литву с запада [243]

, Альгирдас счел возможным во время очередного розмирья Москвы с Тверью [244] снова совершить поход на Москву (и снова отчасти это было вызвано мольбой Михаила Тверского и Ульяны «оборонити» их и поити ратью къ Москве). Похоже, что максимальных целей в этом походе Альгирдас перед собой не ставил, и скорее он совершил его острастки ради, для сугубого напоминания Москве о том, чего нельзя делать и на что Литва будет реагировать с максимальной энергией.

Согласно записи Никоновской летописи под 1371 годом (соответствующее место в Троицкой летописи помещено под 1370 годом) дело обстояло так: