Святы и прокляты

— Забавно, — правитель поднялся со своего места, близоруко щуря поросячьи глазки, силясь разглядеть юношу. — Я слышал, что добрейший канцлер обещал отправить своего родного сына, а выходит, в последний момент он обманул собственного короля и выдал не сына и наследника, а всего лишь племянника. — Слова фон Анвейлера были встречены бурей ликования. — Что же? Мы хорошо знаем твоего дядюшку и готовы простить твои заблуждения и прегрешения. Назови своё настоящее имя и цель, с какой ты примкнул к самозваному святому Николаусу, и мы не просто отпустим тебя, но и доставим до дома, так что даже волос не упадёт с твоей головы. Или назовись апостольским именем и прими крестную муку за всех этих несчастных, доверившихся тебе.

Снова пронзительно закричала Вероника. Из её слабеющий рук выпал ребёнок. Грохнувшись на утоптанную землю, он зашёлся ором, но никто не спешил прийти ему на помощь.

Под радостную музыку и восторженные крики, «апостол Пётр» добровольно лёг на свой крест, зажмурив глаза и приготовившись к боли. Четыре человека прижали руки и ноги парня, чтобы тот не попытался вырваться.

— В последний раз тебя спрашиваю, Гонсало! Повторяю, я знаком с твоей семьёй и не хочу конфликта! Признайся, что ты никакой не апостол, а находишься здесь случайно, и мы освободим тебя.

— Признайся, признайся, — шептал я. — Пусть апостолов убьют, зато ты спасёшься и ещё успеешь привести помощь. Неслучайно же ты крутил башкой, когда мы подходили к этому клятому месту. Они где-то совсем близко, быть может, даже уже здесь, среди зрителей, среди стражи...

— Я апостол Пётр, и веду крестоносцев в земли неверных, и море расступится перед нами, и Иерусалим покорится без пролития крови! — выкрикнул парень, и тут же палач вогнал гвоздь в его правую кисть. Пётр вскрикнул от боли и сжал зубы.

Человек с молотком, походкой ремесленника, знающего своё дело, неторопливо приблизился ко второй руке.

— У тебя благородные родители, большое будущее. Ваш сицилийский король недавно стал ещё и королём Германии, он вспомнит о тебе и по чести наградит. У тебя всё впереди. Подумай сам! Твой дядя, скорее всего, уже подыскал тебе очаровательную невесту, представь, приятно ли будет ей созерцать твои искорёженные пальцы? Девушка преисполнится отвращением, в то время, как могла бы полюбить.

— Я апостол Пётр! Я иду по зову Господа нести свет христианства неверным... — юноша не договорил, взвыв от новой боли.

Дальше я уже не слушал, упал на колени и плакал, обхватив голову руками. Крест Петра был поднят и действительно оказался выше остальных крестов. Полюбовавшись на «произведение» палачей, правитель действительно помиловал остальных ребят, пострадавшим перебинтовали пробитые руки, и только маленький Иоанн задохнулся под землёй.

Когда зрители всласть налюбовались видом, герольд пригласил господ на званый пир, устроенный на соседней лужайке. Перед этим всех желающих продолжить веселье повели на кузницу, где происходило клеймение. Там можно было выказать свою удаль, нанося тавро строго в то место, которое указывала лилейным пальчикам участвовавшая в состязании прекрасная дама. Если клеймо не удавалось с первой попытки, рыцарь получал второй шанс выказать свою доблесть. Победителям выносился кубок холодного вина, кроме того, их ждали страстные поцелуи. В общем, все остались довольны.

После того как на моё плечо было нанесено клеймо, от страха и боли я потерял сознание, а когда очнулся и хотел вознести молитву, то глаза мои встретились с полными нечеловеческого страдания глазами Петра. В свете заходящего солнца распятие казалось почти чёрным, а вот лицо и особенно глаза... Почему-то я видел каждую чёрточку лица своего апостола с такой ясностью, будто бы тот был совсем рядом, руку протянуть.

А потом нас увели, всех до одного, и снова посадили на корабль. Остались только задохнувшийся в могиле мальчик, настоящего имени которого так никто и не узнал, да Вероника и её ребёнок... Когда всех потащили клеймить, слуги толкнули несколько раз лишившуюся чувств девочку, но та оказалась мёртвой. Я видел, как тело Вероники волокли мимо меня за ноги, но не испытал к ней ни жалости, ни сострадания, то и дело обращая свой взор на продолжающего мучиться в ожидании неспешной смерти Петра.

Глава 37

АПОСТОЛ ПЁТР

Анна плакала, свернувшись клубочком на полу, её маленькое тельце сотрясала беззвучная истерика. Рядом с нею лежали выбившиеся из сил старики, и только Константин умудрился продолжать свои записи, каменно восседая за столом.

В это время рыжее закатное солнце неожиданно вырвалось из плена державших его там целый день туч, запоздало обнимая землю и замок своими лучами. В свете заходящего солнца на фоне окна перед летописцами молча возвышался чёрный силуэт.

— Апостол Пётр! Мой апостол Пётр! — Рудольфио тянул дрожащие руки к, казалось, сошедшему с креста призраку.