Святы и прокляты

Конечно, Оттон был отлучён, а Фридрих представлял интересы церкви, кому как не ему вести крестовый поход? Но в этой песне досталось не только Папе, оба короля тоже получили на орехи. Поэтому отец был вынужден срочно собирать манатки и спасаться бегством. Теперь его путь лежал в земли Фридриха, дабы предложить тому свои услуги.

Но легко сказать, да сложно сделать — приверженцы Папы поджидали теперь на всех дорогах трубадура, посмевшего хулить десницу Господа на земле. Один раз ему пришлось дать кругаля в целую милю, дабы добраться до монастыря Тегернзее, минуя владения знакомого аббата, поклявшегося отхватить отцу язык. Он пробирался к Фридриху, редко останавливаясь на постоялых дворах и стараясь не встречаться ни с кем из бывших знакомых. Повсюду ждала опасность. Тот, кто ещё вчера искал одобрительного взгляда трубадура, теперь поджидал его на большой дороге, надеясь перерезать горло.

Однажды он написал насмешливую песенку, которую пропел на постоялом дворе, недалеко от местечка, где пережидали зиму солдаты Фридриха:

Оттон — Голиаф, огромен и могуч!А Фридрих — мал клоп да вонюч!

А Фридрих-то щедрее,А Фридрих-то смелее,А Фридрих-то моложе!И похоже...Что он ещё растёт!Вот![69]

Незатейливую песню тут же подхватила солдатня, дабы в точности повторить её перед своим королём. Отец обязал доблестных воинов, чтобы те не забывали упоминать его имя, после чего ему осталось только устроиться на том же постоялом дворе и поджидать, когда к нему заявится сам золотоволосый король.

Отец всегда нравился ему как трубадур, а благодаря тому, что я уже служил у него, он смог составить себе представление о семье Фогельвейде. Когда же Его Величество услышал, что знаменитый трубадур находится так близко... В общем, встреча состоялась благодаря хитрости моего отца. В замок они вернулись уже вместе, и отец стал главным придворным трубадуром, получив небольшую, но зато ежегодную пенсию. Он счёл это очень хорошим началом!

— Одного не пойму, дружище. Отчего мы тратим время на запись корыстных интересов твоего папеньки, в то время, как должны вспоминать нашего короля? — недовольно прервал трубадура Вольфганг Франц.

— Чтобы показать щедрость Его Величества! — Вальтер пожал плечами. — А впрочем, ты прав. Просто подумалось, пусть останется в памяти потомков хоть что-то... Через восемь лет он получит свой лен, то есть на Фридриха можно было положиться. Насколько я знаю, он всегда выполнял свои обещания.

Я лично слышал, как господин Францизиус молил Его Величество сохранить присланный ему дар французского монарха — 20 000 марок. Умолял сберечь их для супруги и сына или потратить на какое-нибудь доброе дело... Но какое там?! Фридрих приказал разделить эти деньги между князьями. А когда роздали всё до последнего медяка, казна оказалась вдруг пуста, и ему всё равно пришлось учиться экономить и ужесточать финансовую политику.

Кроме того, Фридрих не мог подолгу оставаться на одном месте, так как его многочисленная свита и армия истощили бы любые запасы. Поэтому он много переезжал, чаще всего, правда, останавливаясь в Эльзасе, в Пфальце[70], Гагенау, где была отличная охота и огромная библиотека. Кроме того, здесь юного короля ждали его союзники и друзья.

Глава 17

ВЕРОНИКА

Союзники и друзья... Да, Рудольфио быстро обрёл здесь самых настоящих друзей и был счастлив.

Раньше каждый год, в апреле, вместе с семьёй мальчик отправлялся в ближайший город Турин, где в день святого Марка торжественно молился за воинов, убиенных в Святой земле и клялся отомстить неверным. В девять лет он почти всегда попадал ножом в мишень и лучше всех дрался на палках.

— Когда я вырасту, я стану воином Господним, пойду в крестовый поход и освобожу Иерусалим от неверных! — говорил, бывало, он, слушая рассказы плетущего корзины или стругающего деревянные ложки дедушки Антонио.

— Так и будет, — уверял его старый воин, продолжая своё дело.

— А я не буду ждать! — влезал в разговор младший брат, Лучиано. В свои неполные семь лет он вымахал чуть ли не с самого Рудольфио и был весьма широк в плечах. В отцовскую породу пошёл — ещё немного, года четыре от силы, и наймётся в оруженосцы к какому-нибудь сеньору, превзойдя старшего братца.

— И я пойду! — из-за широкой спины Лучиано младшая сестрёнка Катарина была совсем не видна.

— Девочек не берут! — авторитетно заявлял Рудольфио.

— Это ещё почему? — не унималась малышка. — Кололи возили своих кололев, а при кололеве должны быть дамы, — протестовала Катарина.

Один вид этих двоих — здоровенного увальня и пигалицы, не умеющей ещё как следует говорить, доводил Рудольфио до состояния бешенства. А ведь и вправду, обскачут, пока он помогает матери ощипывать кур или носит хворост. Да что он — нанимался, что ли, обслуживать малолеток?! Ведь всё интересное мимо проходит!