Под конец я вытащил все наличные кроны, что у меня были. Чудной народ бабы. Она упала в восторге навзничь на кровать. И кричит: «Это все мне?! Мне?!» Вышли мы из дома, а народ, что за столом сидел, начал нам аплодировать. Я спрашиваю одного гостя: «Что за ажиотаж?» Он отвечает: «Так все уже давным-давно вернулись! У всех секс занял полчаса-час. А вы рекордсмены — пятый час идет». Повеселились — одно слово. Дальше продолжился обед. Ну, я так потихоньку их хозяина спрашиваю: «Где же ты такой цветник собрал? И кто они?» Он отвечает, не смущаясь: «Эта учительница. Вон та диспетчером в аэропорту работает. Подруга ее — стюардесса. Агнешка — балерина. Вон та красавица — домохозяйка. В эскорте работает попутно. Кто-то из-за денег. Кто-то из удовольствия».
— Здесь нравы простые! — соглашается с ним Дубравин.
— А знаешь, что меня еще зацепило в этой девчонке?
— Что?
— А то, что она не знает, кто я. Там, дома, меня все время грызло сомнение. Встречаешься с женщиной и постоянно думаешь. А тебя ли она любит? Или твою должность, твои деньги? А здесь все понятно. Я для нее аноним. Вот это важно.
— Женщины нутром чуют, кто ты, — неопределенно замечает Дубравин. — Инстинктом угадывают успешного самца.
— Может быть! Но все равно приятно, когда любят тебя самого. Может, это то самое, чего я ждал?
Так сидели, разговаривали до самого вечера, перемешивая какие-то простые, может быть, даже банальные вещи с интимными, иногда никому не открываемыми тайнами. Если бы мундирные официанты могли понять, о чем говорят два этих одетых в дорогие костюмы с галстуками несомненно успешных господина, они были бы, конечно, смущены и потрясены. К счастью, среди них никто не говорит по-русски.
Уже перед прощанием Дубравин вспоминает о своем наступающем юбилее.
— Аманчик! А ведь нам скоро стукнет по полтиннику!
— Ну, давай выпьем за это! Официант! Неси еще бутылочку!
— Нет! Выпить-то мы выпьем. Ты вот что, дай слово, что обязательно приедешь ко мне на юбилей!
— Ну, подумаю! Попробую!
— Нет! Ты дай слово! — настаивает Дубравин. — А я соберу всех наших ребят. И пойдем по реке. Помнишь, как шли тогда на плоту по Ульбе? В десятом классе. Соревнования. Помнишь?
Расчувствовавшийся Амантай отвечает:
— Даю слово. Приеду. И спою вам!
— Вот теперь давай выпьем!
Часть V. Копье Пересвета
I
Приготовлено было три креста. Средний — для Иисуса Христа. Крайние — для разбойников. С осужденных сняли одежды. Распростерли им руки. И стали прибивать их гвоздями. Кровь из ран лилась на землю. Но никто не слышал ни стона, ни вздоха. Только голос Христа, который молился за Своих мучителей: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают!»
К Кресту над головой Его прибили табличку. Надпись на трех языках гласила: «Это Царь Иудейский».
По окончании работы воины стали делить одежду Иисуса. Верхнюю разодрали на четыре части. А на нижнюю бросили жребий, чтобы узнать, кому достанется хитон.
Народ стоял и смотрел. Некоторые насмехались и говорили: «Других спасал. А Себя Самого спасти не можешь?»
Даже один из распятых разбойников начал злословить: «Если Ты Христос, спаси Себя и нас!»
Второй же унимал своего дерзкого товарища: «Или ты не боишься Бога, если издеваешься над страданием невинного? Мы-то осуждены справедливо, а он ведь никому ничего худого не сделал!» И добавил, обращаясь к Иисусу: «Помяни меня, Господи, когда придешь в Царство Твое!»
Христос сказал в ответ: «Истинно говорю тебе — ныне же будешь со Мной в раю!»
К Кресту подошли близкие женщины. Пресвятая Дева Мария, Мария Магдалина, Мария Клеопова. И апостол Иоанн.
Иисус обратился к Иоанну и поручил его заботам Свою Мать.
Все это время за поведением распятого Христа внимательно наблюдал один из воинов. Звали его Гай Кассий.
На Иерусалим спустилась тьма. И Иисус вскричал громким голосом: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?»
Так как по-арамейски слово «Боже» звучит как «элои», некоторые подумали, что Он зовет Илию-пророка. И стали говорить: посмотрим, спасет ли Его Илия.
Тот воин, что наблюдал внимательно и взволнованно, взял губку, наполнил ее питьем и поднес к Его устам.
И когда Иисус выпил, то сказал:
«Свершилось! Отче! В руки Твои предаю дух Мой!»
И преклонив главу, ушел.
Ударил гром. Сверкнула молния. Земля сотряслась. И камни разошлись.
Воин же и те, которые стерегли Иисуса, увидев такие катаклизмы, испугались и говорили друг другу: «Воистину, Он был Сын Божий!»
Народ тоже смутился, видя все эти знамения.
По просьбе иудейских начальников Пилат велел добить распятых и снять их с крестов.
Но пришедшие к Иисусу увидели, что Он уже умер. Чтобы удостовериться окончательно, так ли это, римский легионер пронзил своим копьем Ему ребра. И тотчас истекли по острию кровь и вода Христа.
С этого момента и до наших дней судьбы мира во многом зависят от этого куска железа, которое теперь зовется Копьем судьбы.
II
День не заладился с самого утра. На «разводе», где назначают на послушание, игумен сообщил ему весть:
— Отец Анатолий! А тебя вызывает владыка. Сегодня же отправляйся в епархию.