Святые в истории. Жития святых в новом формате. VIII-XI века

Ведь если бы кто увидел,Что это видимое всеми солнцеСошло внутрь его сердцаИ все вселилось в него,И так же светило бы, то не помертвел ли бы онот чуда,И не сделался ли бы безгласным,И не изумились ли бы все, видевшие это?

Ни одному человеку не дано до конца постичь, почему и как приходит это внутреннее озарение, но Симеон был убежден – оно дается лишь тогда, когда удается достичь духовной чистоты.

Игумен не щадил себя, вспоминая в проповедях прежнее свое состояние: он будто бы находился в закупоренной бочке, во тьме, в могиле, думая, что так и должно быть.

Увидев Его, я весьма удивился, будучи запертв жилище,И заключен в бочке, и находясь среди тьмы,То есть чувственного неба и земли,Потому что сам я – тьма.

Да и теперь, охладевая к вере и временами теряя благоговейность, Симеон ощущает себя черным куском железа, от долгого лежания покрытым ржавчиной.

Но стоило сделать внутреннее усилие, точнее – сверхусилие, и наградой становилось просветленное, озаренное состояние духа, созерцание Божественной славы.

Если с тобой не совершалось ничего подобного,То не отказывайся, по крайней мере,Доверять тем, которые говорят тебе об этих вещах.Но как ты будешь искать то, о чем я говорю тебе?

Внимай и тщательно исполняй —и ты вскоре найдешь…

В те годы игумен Симеон старательно занимался обустройством обители Святого Маманта, давно пришедшей в запустение. На территории монастыря находилось большое кладбище и даже жили миряне.

Большие реставрационные работы Симеон начал с храма, построенного еще при императоре Маврикии, то есть почти четыреста лет назад.

Как пишет Никита, игумен «устилает пол мрамором и светло украшает храм пожертвованной утварью и святыми иконами. Кроме того, он устраивает хранилище книг, священных облачений и всего прочего, а еще светильников, выточенных из прозрачного камня, и удивительных по красоте паникадил».

На богослужения в монастырь Святого Маманта стали приходить многие жители Константинополя, привлекаемые красотой храма и необычными проповедями Симеона.

Но в самой обители среди братии появились недовольные игуменом.

Кто-то считал, что Симеон слишком много и нескромно говорит о себе, о личном опыте богообщения, что не подобает монашескому чину. Некоторые вообще не понимали его загадочных публичных исповедей.

Он весь внезапно пришел,Невыразимо соединился, неизреченно сочетался

И без смешения смешался со мною,Как огонь в железе и как свет в стекле.Он и меня сделал как бы огнем,Явил как бы светом, и я стал тем самым,Что видел перед этим и созерцал вдали,Не зная, как выразить тебе тот невероятный способ.

В гимнах можно увидеть, какие душевные муки испытывал Симеон, сталкиваясь с непониманием окружающих.

Скажи скорее, Христе мой, что мне делать,Чтобы я не казался для неразумных болтуном?

Для кого-то из монахов была непереносима требовательность игумена, который ненавидел в духовной жизни все формальное, отрицал чисто внешнее благочестие.

…Считать себя ничтожнее всех в мире,

Поистине худшим не только сподвижниковИ мирских людей, но даже и язычников;Незначительное нарушение одной малейшейзаповедиСчитать отпадением от Жизни Вечной;На малых детей смотреть как на совершенныхмужей,Почитать их и кланяться им, как людямзнаменитым,И слепых тоже чтить…

Однажды, когда Симеон проповедовал во время утрени, на него вдруг с громкими криками набросились человек тридцать монахов, желая изгнать его из монастыря.