Святых не кусают

- Ты как? - Спросил Пёс сквозь свою левую дверцу. От многострадальной осталось немногим больше сетки-рабицы.

- С-супер! - Поднял дрожащий большой палец новичок. - Но обратно будем добираться по обычной дороге!

- Шутишь - значит в порядке. - Хмыкнул курьер и осторожно заглушил машину. Вышел наружу, осмотрел…

- Досталось вам. - Заметил Тоха.

- Да…

Осматривавший днище Пёс встал и задумчиво уставился на горизонт.

Воцарилось молчание и юнец, сделав ещё пару глотков из фляги, принялся убирать фаеры, бегло осмотрел и свой транспорт, вытащив пару опасных для транспорта заноз…

- Взорвалось что? - Спросил Пёс.

- А, это… - Смущённо почесал макушку Тоха. - Канистру пришлось сбросить. Ящерица настойчивая больно уж была. Хвост ей не понравилось, как я переехал…

- Понятно. Что ж, перерыв окончен. Выдвигаемся.

И чтобы слова не расходились с делом, Пёс забрался обратно в машину, заставив движок натужно затарахтеть в преддверии очередного витка пути.

- Перерыв бы, мы ж только из ада…

- Это был разве что предбанник.

И Пёс вдавил педаль газа в пол.

Уставшему морально и физически Тохе ничего не оставалось, кроме как поехать следом, нагоняя своего кумира.

Ответвление ⅜

Альбрехт фон Паппенхайм развалился в любимом кресле на террасе второго этажа и проводил поздний вечер в своей излюбленной манере - неспешно попивал дорогущий горький кофе, заедал его не менее горьким и дорогим шоколадом и, главный штрих идеального времяпрепровождения - наслаждался зрелищем ночного города.

Именно эта необычайная двойственность, а в какой-то мере даже двуличность тихого городка умудрялась скрашивать последние деньки, а вернее ночи старика.

Ведь только в достаточно позднее, но ещё не слишком раннее время ночные спокойствие и умиротворённая возвышенность удивительным образом переплетаются с подступающей утренней суетой и спешкой жизни. Сиё странное и невозможное смешение всегда забавляло фон Паппенхайма, развеивая его возрастную скуку в любой день и настроение.

Кроме разве что во время гроз, когда ноющее колено перебивало любое удовольствие. Но такова цена за прожитые годы…

К сожалению, некогда стоявший в самом центре, после катастрофы и перестройки дом переехал почти к самой окраине города, отчего самое интересное Альбрехт упускал из виду чуть чаще чем всегда. Редкие воркующие парочки забредали в подобные дебри, где нечем любоваться, стандартная городская суета рекламы и ремонта тоже обходила позабытый уголок стороной, что, впрочем, наверное, и к счастью…

Зато частили всякие сомнительные личности, порой целыми бандами проходя под балконом ночного наблюдателя. И их наглость и самоуверенность, граничащие с безумием, откровенно пугали добропорядочного жителя. Так и казалось - привлеки он сейчас их внимание, как ничто не остановит юных сорванцов и бандитов от надругательства над одиноким и беспомощным стариком. Но именно этот риск, бодрящий пожилую душу притоком адреналина, и стал прекрасной заменой любопытным ночным встречам.

Хотя даже так фон Паппенхайм продолжал скучать по старым добрым денькам, когда за ночь он мог стать свидетелем жаркой ссоры, тяжёлого расставания и страстного воссоединения - и всё за один час от одной парочки! Были ж времена…

В такие моменты тоску предания воспоминаниям сглаживала лишь мятая, пожелтевшая от времени бумага о полноправном и всецелом владении землёй вместе со стоящей на ней небольшой усадьбе - от которой даже стражи порядка не смели нарушать покой старика, спуская с рук небольшую прихоть бытия ночным наблюдателем. Уважаемый человек всё же!

Правда, последние годы всё чаще звучит «старый извращенец», и лишь высокое положение сына позволяет избежать проблем. Оно же помогло сохранить имущество и родовую память в одном лице этого здания. Однако на то родителям и надобны дети - чтобы было кому стакан воды в старости поднести, да счета оплатить. Не зря ведь родовой аристократ растратил на несносного юнца лучшие годы своей жизни, как и немалую часть состояния…

Неожиданно снизу по улице раздался звон стальных каблуков о брусчатку, тихий и далёкий, но быстро приближающийся. Уже успевший малость заскучать от наблюдения за звёздами и окнами далёких общежитий Альбрехт приободрился и сквозь бинокль принялся высматривать ночного гуляку, что должен был вот-вот явится на горизонте, развеяв старческую скуку.

Вот только приспособление не понадобилось - незнакомец неожиданно выскользнул под самыми окнами фон Паппенхайма, оказавшись гораздо ближе, чем казалось. Одного этого хватило для изумления - как это прохожий подобрался к его дому так быстро и, главное, незаметно? А уж личность, когда дряхлый аристократ подался вперёд, стремясь разглядеть странного человека, оказалась и вовсе весьма и весьма интересной для ночного времени.

Преисполненные романтикой парочки? Припозднившиеся на пьянке и работе трудяги? Ищущие вдохновения поэты? Банальность!