Связанные звездами

– Так, значит, «Звезда», да? И как там работается? О чем была твоя последняя статья?

Жюстин вздохнула.

– Никаких статей. Пока. В данный момент я всего лишь офисный помощник.

– Разве это не…

– Именно так. Официально я главная по разгребанию дерьма. Я надеялась, что к этому времени уже буду настоящим журналистом, но…

– Кстати о «Звезде»,

скоро же выходит новый выпуск?

– Завтра уже в магазинах, – подтвердила Жюстин с самой рекламной интонацией. – Хотя есть возможность получить экземпляр пораньше.

Она указала на свою сумку, откуда выглядывал абсолютно новый, свернутый трубочкой журнал. Лицо Ника осветилось искренним, детским восхищением.

– Можно? – спросил он.

– Конечно.

Совершенно не задумываясь, он вытер свои жирные пальцы о футболку, прежде чем потянуться за журналом. Затем открыл его на последней странице и стал листать назад, пока не остановился – и, похоже, уже привычно, решила Жюстин, – на гороскопах. Улыбнувшись, она припомнила его юношескую одержимость астрологией, которую, она полагала, он уже перерос, так же как и костюм лемура.

Странно, задумалась Жюстин. С одной стороны, с Ником ей было легко и свободно, словно они знали друг друга целую вечность. В каком-то смысле так и было. Но с другой – он, в сущности, был для нее незнакомцем. Он, вероятно, стал слегка выше, чем тот Ник, которого она помнила, и разве что самую малость менее долговязым. Но вот его лицо… Его лицо изменилось. «Как?» 

– вопрошала она саму себя, словно ей, с карандашом в руках, предстояло фиксировать малейшие изменения в этом новом, повзрослевшем Нике Джордане. Сначала ей вспомнился набор матрешек. Наверное, смотреть на нынешнего Ника было все равно что смотреть на самую большую матрешку, зная, что внутри нее прячется другая, поменьше, с которой ты уже был знаком. Но нет, решила девушка. Дело было не совсем так. Скорее, повзрослевший Ник проступал через образ прежнего Ника – скулы, подбородок и лоб стали более выступающими и очерченными. Глаза остались такими же широкими и голубыми, черты лица – подвижными и выразительными, а улыбка – все такой же слегка кривоватой.

Он внимательно читал и от усердия хмурил черные брови. Наконец Ник закрыл журнал и постучал пальцами по обложке. На лице его появилось озадаченное выражение, но затем он слегка потряс головой, словно пытаясь прояснить мысли.

– Какой он? – спросил парень у Жюстин. Она растерялась.

– Кто он?

– Лео Торнбери, – заявил Ник так, словно это было очевидно.

Жюстин потребовалась пара секунд, чтобы понять, о ком речь. Читая «Звезду», она обычно пропускала те рубрики, которые считала бессмысленными, например колонку садовода. Или гороскопы. Которые составлялись выдающимся, судя по всему, астрологом по имени Лео Торнбери.

О нем Жюстин знала только три вещи. Первое: то, как он выглядел на крошечной черно-белой фотографии, венчавшей его колонку, которая на ее памяти ни разу не менялась. На ней у астролога были пышная седая шевелюра и выдающиеся брови над глубоко посаженными глазами, и он походил – как она однажды подумала – на помесь Джорджа Клуни и монстра Франкенштейна. Еще она знала, что он питает особую страсть к добавлению в свои гороскопы цитат знаменитых писателей, философов и мудрецов. Третьим и последним из известного ей был тот факт, что Лео Торнбери прославился своей нелюдимостью.

– Я никогда его не встречала, – призналась она. – Думаю, как и все остальные.

– Что? Никогда? Ни один из вас?

– Ну, разве что Джереми. Когда-то давно. Он редактор. Но не остальные. Лео Торнбери даже на рождественские вечеринки не приходит. И это самое подозрительное. Еда на рождественских вечеринках в «Звезде» такая шикарная, что даже автор садовой колонки раз в год преодолевает свои приступы социофобии. По-моему, Лео живет на острове, но не думаю, что кто-то из нас может назвать, где точно.

– А как насчет телефона? Кто-то же с ним разговаривает по крайней мере.

– Вряд ли, – возразила Жюстин. – Ни разу не слышала, чтобы кто-то говорил об этом. Если уж совсем начистоту, я не вполне уверена, что он абсолютно… реальный. Возможно, Лео Торнбери и не человек вовсе, а, скажем, машина. Компьютер, стоящий где-то и выдающий произвольные фразы.

– О, да ты циник.

– Циник? Я думала, я Стрелец.

Ник с минуту подумал.

– Так и есть. Родилась двадцать четвертого ноября, – подтвердил он.

Он помнил ее день рождения. Он помнил ее день рождения. «Эй, ты это слышал? – обратилась Жюстин к мозгу, на этот раз не скрывая самодовольства. – Он помнит мой день рождения». Чувствуя, как предательская волна тепла поднимается по шее к щекам, она молча поблагодарила угасший день и наступившие сумерки за то, что Ник не сможет заметить ее пылающее лицо.

Он снова пролистал «Звезду» до страницы с гороскопами. Читать стало сложнее из-за нехватки света. Но вот где-то повернулся невидимый выключатель, и фонари Александрия Парк – морозно-узорчатые сферы, вознесшиеся над дорожками на кованых столбах, – таинственно замерцали.