В Питере нам было прекрасно. Ах как прекрасно нам там было, несмотря на жару – такая жара на Балтике случается, наверное, раз в пятьдесят лет! Мы старательно, с высунутыми от старательности и жары языками, обходили достопримечательности, выстаивали очереди в музеи, а если вдруг не было очереди, ликовали и старались провести в таком музее как можно больше времени. Мы объездили все пригороды, фотографировали Саню и Мишку на фоне Самсона, раздирающего пасть льва, рядом с Ростральными колоннами и на Трубецком бастионе, откуда открывается такой праздничный, имперский вид на Неву и Исаакиевский собор на той стороне!..
Наши дети, надо сказать, решительно не протестовали против очередей и музеев, иногда только немного скулили от усталости, и еще Саня каталась на всех лошадках, которые предлагали катание. Увести Саню от лошадки не представлялось возможным. Саня не шла. У нас было не слишком много денег, и мы специально экономили, чтобы охватить всех встреченных нами на пути лошадок. Иногда, завидев их издали, мы предпринимали маневры, чтобы Саню отвлечь, и несколько раз нам этот номер удался!..
По вечерам мы возвращались в гостиницу, совершенно изнемогшие от усталости, жары и впечатлений, обливали детей прохладной водой из душа – они стонали от наслаждения – и усаживались на кровать играть в дурака.
Сане было четыре года, и мы ее научили!.. То есть, разумеется, за нее играл Женька, и поэтому она постоянно выигрывала. Она выигрывала
Нет, мы понимали, что соперничать с Женькой, закаленным физтеховской общагой и поездками на картошку, нам не под силу, но, позвольте, хоть пару раз-то нужно дать нам выиграть! Но нет! Выигрывала все время только Саня, и каждый раз мы с Мишкой клялись, что больше никогда и ни за что на свете не станем играть в дурака, а вечером все повторялось.
Мы вернулись в Москву, и Саня рассказала бабушке, сколь прекрасно провела время в Питере. И – конечно же! – как ударно играла в дурака. Мама пришла в ужас. Мама интеллигентный человек, и, с ее точки зрения, невозможно придумать более идиотского занятия, чем этот самый дурак!
Как нам с Женькой тогда попало, знали бы вы!..
И с тех пор это одно из самых любимых воспоминаний, как наша четырехлетняя Саня делала загадочную мордаху и говорила: «Семерочка!»
Аполлон и музы
Борис Петрович, то есть муза, – директор театра в Нижнем Новгороде, и, вообще говоря, моя муза Борис Петрович очень основательно подпортил мне работу, хотя муза прилетает, насколько я знаю, чтобы способствовать творчеству и полету!..
В данном случае я сама отправилась к музе, то есть к Борису Петровичу. Не она ко мне прилетела на крыльях, а я к ней приехала на машине. Но я еще тогда не знала, что еду к музе-то!..
Дело в том, что я придумала сюжет, и мне казалось, что прекрасно придумала! Действие происходит в театре. Всякие страшные события придумала я, всякие испытания для героев, взлеты и падения, страхи и любовь, ненависть и великодушие – в общем, от души придумала.
И театр я придумала, конечно! И в моих придумках это было такое достаточно унылое место, населенное истеричными, склочными, завистливыми людьми, которые строят друг другу всякие козни и только и мечтают – отбыть в столицу и там прославиться!
И тут – бац, муза! То есть Борис Петрович, настоящий директор настоящего театра!
Мы договорились встретиться, а приехали с опозданием, и нам сказали, что директора нету, он уехал в больницу, навещать кого-то из заболевших артистов. Все же вечером он нас принял – куда ему было деваться?..
По-моему, его страшно веселили мои вопросы, я-то все искала подтверждений своим придумкам, но и сам Борис Петрович, и театр решительно отказывались им соответствовать.
Нижегородский академический театр драмы – один из старейших в нашей стране, двести с лишним лет! Мне нравится, как в 1813 году писал князь Долгорукий: «Театр Нижегородский лучше многих таких же в России, и при недостатке забав всякого рода очень весело иметь случай съезжаться с людьми в это публичное место».
Нынешнее здание по российским меркам абсолютный новодел – построено в 1896 году, на открытии давали «Жизнь за царя», сам Шаляпин пел!..
Сегодня никакого придуманного мною унылого запустения и всеобщих устремлений «в Москву, в Москву!» не наблюдается.