— Вот Мишка мой, к примеру, — продолжал свои рассуждения Александр. — Велик ли еще был, а однажды спрашивает: «Ты за что, папа, Красную Звезду получил?» Я ему, значит, вообще объясняю: высотку, мол, одну брали, ну и я участвовал, вот мне за это орден. Смотрю, недоволен мой Михаил, глядит исподлобья. «А ты, — говорит, — папа, что делал, когда брали высотку?» — «Да вместе со всеми, — отвечаю, — стрелял, полз…» Сам не знаю, как вдруг нахлынуло на меня тем часом, все вдруг встало в памяти, как живое. Вот, говорю, сын, как было дело. Все рассказал про ту ночь, как мы под Ленинградом высотку брали, отрезал нас немец, а мы все равно держались. Разговорился так, будто наяву все вижу. А Мишка рядом сидит, слушает.
— Михаил очень впечатлительный… Ему до всего дело. До всего любит сам докопаться, — произнесла Анна Николаевна.
— Сидел, значит, слушал. Потом меня ладошкой по руке тихонько погладил и ушел. Ничего не сказал. Да и я ведь никакой особой похвалы от сына не ждал. Смешно даже думать. Только потом заметил: переменился мой Михаил, смотрит как-то по-другому, о чем-то про себя размышляет.
— Ну, сейчас они в книгах про все начитались, в кино показывают тоже про войну. Их не удивишь, — сказал Игорь. — Им теперь не знаешь, что и рассказывать.
— А ты не думай про книги. Дети у нас взрослые, не прыгать же им на одной ножке. Но в голове, в груди вот здесь, — Александр постучал гулко себя по груди, — останется многое. Я в этом уверен.
— У кого останется, а у кого и нет, — настаивал на своем Игорь. — Уж других учат, учат, а будто горохом об стену. Отлетает.
— Не сорочьи дети, в одно перо не родятся, — снова вмешалась Анна Николаевна.
— Вот, мама верно сказала. Не все одинаковы. Я получше тебя знаю. У нас в гараже старых шоферов, пожалуй, восемьдесят процентов. И машины у них старые. По три сотни тысяч наездили без капиталки. А пришел недавно один молодой: «Дайте новую машину. Чтоб теплая, чтоб без сучка и задоринки». Мы смотрим на него, глаза вытаращили: велик ли, девятнадцать там или двадцать лет, а уж так умеет требовать. Что же — дали ему совершенно новую машину. Даже обидно было смотреть, я с директором в те дни поругался. Как, думаю, так: я на своем драндулете, которого «Колхидой» зовут, двенадцать лет гоняю, а тут какой-то пацан получает новенький агрегат. Поругался вдрызг. Ну, в общем, дали. Назад не попрешь. И что ты думаешь, через два дня приезжает этот парень в гараж и к директору. «Передайте, — говорит, — эту машину кому-нибудь из стариков». Вот как. Мы, конечно, опять ничего не поймем. Может, думаем, заметил наше недовольство или еще что. Давай его обрабатывать. «Брось ты разводить антимонию, тебе дали машину, ты и гоняй на ней». Так нет — ни в какую. Шестеренки у парня каки-то сместились. Директор ко мне: «Бери, — говорит, — машину. Ты же ругался. Бери». А я не могу. Во мне от такого поворота тоже что-то переместилось. Отказываюсь. Наотрез. Целый вечер заседали, пока решили, кому передать. И передали вроде как по приказу одному шоферу. Чтобы без дальнейших слов. Вот тебе какой случай. — Александр помолчал и добавил: — Тут, брат, с одной меркой никак не обойдешься. Ну, выпьем!
Они выпили. Все заметили, что Александр захмелел. Он никогда столько не говорил. И когда он опрокинул в рот очередную рюмку, он снова заговорил, горячась непонятно чему:
— Разные, разные люди. Вот тебе наш Николай. В сорок первом мог бы пойти на завод, хоть на тот же моторный. Рабочие туда требовались. Мог бы броню иметь. А он нет — на фронт пошел, чтобы немца бить, чтобы своими руками врага гнать…
— На заводе тоже было не сладко, — сказал Игорь. — По две смены от станков не отходили.
— Всем досталось, — произнесла тихо Анна Николаевна. — И на фронте, и тут, в тылу.
— Война есть война! — воскликнул Игорь. — Каждому это известно. Она миллионы унесла людей.
— Все это правильно — известно, конечно, насчет миллионов. Но от этого горю нашему не легче. — Александр покачал головой, машинально повторяя: — Не легче, говорю я вам… Но люди как сейчас, так и тогда были разные.
— Ты говорил уже об этом сегодня, — сказал задумчиво Арсений, подвигая поближе к себе рюмку.
— Говорил и снова говорю, — подхватил Александр, уши у него стали красные, на щеках выступили пятна. — В прошлом годе я в облпотребсоюзе на конференции был. В перерыве гляжу — Клавдия Евгеньевна, жена нашего главбуха. Не знаю, зачем она там, уж ведь лет ей много, на пенсии давно. Ну, разговорились. Она мне про своего сына. Сын сейчас на хорошей должности, в районе. Хвалилась вовсю: «Знаете, Александр Иванович, если бы не я, то не быть бы моему Валерию на такой должности». — «Как так не быть?» — спрашиваю. «А вот так, — говорит, — не быть…» Совершенно откровенно мне выложила, будто тут ничего и зазорного нет: мать устроила сына благодаря своим связям. Я целый месяц потом не мог успокоиться, злость меня распирала.
— Да, есть еще темные людишки, бродят по земле, хватают, что можно схватить, — сказал Арсений.