Свидание

- Если бы "Сарепта", - улыбнулся ему Худолей, - то пить я ее, положим, не стал бы. Но об этой Сарепте, поскольку я уже начал рассказывать, если разрешите благосклонно, то я так и быть - закончу. Наших имен этот зверь даже и не спросил, а только когда подошел к умывальнику смывать с лица и френча братнину кровь, крикнул конвойным: "Этих вывести и расстрелять!" Нас и вывели... из домишка на улицу, но тут у конвойных возник вопрос, куда именно надо "вывести", чтоб расстрелять. Старший конвойный решил, что вывести надо за последнюю хату. Не на улице же расстреливать сразу трех, тревогу поднимать. Ведь люди после боя с нами до сна дорвались и спят во все лопатки, а откроют конвойные стрельбу по нас, придется им вскочить и за винтовки хвататься: не красные ли опять наступают, чтобы их выбить? Одним словом, нас повели за город, а утро еще раннее, чуть серенькое. И тут местность была какая-то неровная, притом же кусты, лозняк, что ли, какой, но стенки, увы, сами понимаете, никакой не было, куда нам стать, чтобы по всем правилам варварского искусства; и чуть только старший конвойный нам скомандовал: "Вперед, вон до того кустика, шагом марш!" - мы и пошли себе, да на ходу переглянулись, да и, конечно, бросились со всех своих ног в разные стороны, а по нас конвойные открыли пальбу, как по крупной дичи. Вот тут я и начал, как заяц, петлять по кустам, и не знаю уж, удалось ли уйти двум моим товарищам, не видел уж я их больше, сам же я доплелся до ближайшего поста своих: ведь далеко наши не уходили и действительно в тот же день пошли вновь на эту самую Сарепту и выбили беляков. После того-то, - это уж к вечеру было, - мне и сказали, что я поседел. Вот так-то оно и случилось.

3

- Очень заметно сократилось население России после гражданской войны, говорил неторопливо и вдумчиво Матийцев. - Ведь гражданская война прошла в сопровождении сыпняка, испанки и закончилась голодом. От голода города опустели. Я не знаю точно, сколько людей из России бежало, но много ведь, очень много.

- Не знаю, как у вас, а у меня от гражданской войны осталось такое впечатление: месть! - глядя только на Матийцева и медленно связывая слова, как бы в тон ему, заговорил вновь Худолей. - Месть, дошедшая до помешательства, месть всеобщая. Точно как бы каждый каждому стал кровник, как это принято было на Кавказе у горцев. Только там родовая месть, а во время гражданской войны - классовая, класс против класса шел, а это уж куда больше, чем род. Вот и выходило так, например, у белых: один белый офицер, сын генерала, расстрелянного нашим отрядом, дал клятву расстрелять пятьсот человек наших. Пятьсот, - вы подумайте, я ведь это привожу как факт, взятый из показаний военных преступников, - изверг этот вел своим расстрелянным точный счет. А когда расстрелял пятисотого, то и сам застрелился: исполнил долг, завещанный самому себе!

А то еще другой подобный случай помню: тут даже и не офицер, а поп, обыкновенный сельский поп... У него кто-то и как-то убил семью в его отсутствие, - просто, должно быть, бандиты в целях обыкновенного грабежа, и вот, когда он увидел пять трупов в своем доме, - жены, матери, трех детей, снял он с себя рясу, остриг свои патлы, обрил бороду, явился в полк к белым: "Зачисляйте прямо в офицеры, поскольку я бывший поп! И даю я обет убить красных не меньше, как двести пятьдесят человек!.." Белые, конечно, его приняли, он и пошел мстить красным. Но в первом же бою ранен был и попал в плен к нашим. И ведь что вы думаете? Раскаялся? Как бы не так! Вот и говори тут о человеческой психологии, что она уже вся и всем известна! Не-ет! В ней еще белых пятен сколько угодно!

- Твой поп, Коля, просто-напросто психически больной, - заметила Елена Ивановна.

- А разве твоя медицина, Еля, провела уже точную черту между психически здоровыми и психически больными? - очень живо возразил сестре брат.

- Я как врач считаю, что алкоголь - одна из причин психических заболеваний, - заговорила Елена Ивановна о своем.

- А из этого вывод сам напрашивается, - подхватил воодушевленно Леня, сократить нам производство спиртных напитков. Если у нас очень много хлеба и некуда его девать, так лучше кормить им свиней, чем делать из него водку.

- "Руси есть веселие пити, и не можем без того быти", - вы знаете, кто так сказал? - обратился к Еле Матийцев и сам ответил: - Киевский князь Владимир, который "святой". Магометане предлагали ему свою веру и совсем было соблазнили его гуриями, райскими девами, но как дошло дело до того, что Магомет запретил пить вино, Владимир на попятный подался: и гурию ему теперь же, при жизни, давай и вино от него не прячь... Вот от него-то, от этого самого Владимира Святого, и пошли у нас процветать водочные заводы.