Свидание у Сциллы

Ребекка достала белый носовой платок из ящика с надписью «Цветы», громко высморкалась, грустно улыбнулась и снова превратилась в сестру милосердия. Ему звонила Семье. Мессин сам это сказал. Журналистка походила на грифа с полным клюзом вопросов. Мессин выдал себя, вспомнив и Ребекку, и даже номер ее телефона. Вот доказательство того, что издатель испугался, однако недостаточное, чтобы считать его замешанным в смерти. Зазвонил телефон, унося мои последние сомнения. Это была Калин Семье. Я сделал знак Ребекке включить микрофон.

Семье рассыпалась в соболезнованиях, не успев извиниться. Она работала. Объективно. Смерть Клауса Хентца – только один из фактов, относящихся к ее профессии. Она торопилась, была возбуждена, потому что готовила специальный выпуск «Чтения», посвященный Клаусу Хентцу. Это еще один бесстыдный выстрел. Журналисты стряпали макет. Состояние было стрессовым. Не хватало жареного. Паршивое ремесло Семье объясняло тот цинизм, с которым она рассуждала о случившемся: последняя рукопись, разоблачения, реакция близких. Так она оправдывала свой звонок Мессину.

Разве она не хотела преподнести новость со всеми предосторожностями и бережно? Это Семье должна жаловаться, потому что звонок был бесполезным. Прежде всего, говорила она, этот дорогой Поль не верил. Хуже того, он назвал это гнусным фарсом, который следует осудить. Семье пришлось настаивать, напомнить, кто она такая. Тогда Мессин замолчал. Теперь он поверил ей. Несколько секунд замешательства, непонимание, затем ужас, неизбежные вопросы. Кто мог убить его, как, почему? – спрашивал Поль. С большим трудом ей удалось убедить его, что она ничего не знает, потому и звонит. Мессин успокоился. Семье с авторучкой в руке собралась пожинать первые плоды. Увы, результат был нулевым. Мессин пробормотал несколько слов о Клаусе. Он мало знал его как человека, их связывали только издательские дела. Семье спросила о причудах Клауса. Мессин сказал, что тот был большим тружеником. Враги? Он вспомнил лишь провокацию мыслителя, разоблачавшую идеи конца века. Его последняя книга – памфлет против фанатизма – вызвала бурную реакцию. Издательский дом получил письма с угрозами. Но чтобы убить его? Мессин не понимал этого. Семье узнала разве что об этих угрозах, которые никто, даже Хентц не принимал всерьез. И журналистка решила, что в своем расследовании должна идти по другому пути. Есть ли у Хентца близкие? Кто-нибудь лучше информированный? Поль Мессин упомянул имя Ребекки. От нее Калин Семье узнает гораздо больше. Она замечательная пресс-атташе. Телефон – пожалуйста! Мессин дал телефон, но прежде хотел сам сообщить ей о трагедии.

– Кстати, он сделал это? – спросила Семье.

– Да.

– Отдаю ему должное! – засмеялась журналистка.

Ребекка овладела собой и перестала плакать. Она слушала, прикрыв глаза, как сетовала Семье по поводу недостатка информации о Клаусе Хентце. Надо было дать эту информацию. Ребекка скомкала белый платок, вобравший в себя ее горе, собралась и рассказала о бурной жизни Хентца. Ему чуть больше сорока пяти, холостяк, детей нет. По крайней мере она о них не слышала. С самого начала печатается у Мессина. Когда и с каких текстов начались первые публикации? Ребекка, не зная, что ответить, теребила платок. Я мог бы помочь ей. Это было в 70-е. Клаусу было шестнадцать лет. И произошло это не у Мессина, а в издательстве под названием «Хентц и Скриб», то есть он и я. Это была не книга, а журнал. Название? «Перед погибелью».

Клаус и я были пансионерами одного учебного заведения, строгого и потому имевшего хорошую репутацию. Это заведение, почерневшее снаружи от грязи, было чем-то вроде духовной семинарии для тех, кто не нашел призвания, и готовило бакалавров, требуя от них дисциплины. Больше молитв, больше исповедей, больше раскаяния. Акт покаяния был справедливым мирским наказанием, налагаемым на христиан, язычников, безбожников, даже евреев; его охотно принимали при условии своевременной оплаты школьного курса. В этом безбожном мире светские люди брали мало-помалу верх, и лишь несколько священников еще бродили по двору, но большинство их были стары, а их жилища все более нищали. Эти люди молча наблюдали за разрушением своего мира. Никто из них никогда не навязывал своих взглядов. Их крестовый поход начинался приемом учеников и заканчивался выпуском. В ожидании следующих учащихся кюре проводили службы, стараясь, однако, побыстрее завершить их. Это было в Нормандии, близ Алансона. Нас сослали в этот ледяной угол Франции, предназначенный для дрессировки юношества.

Клаус был во втором классе. Я – в первом. Если год проходил благополучно, наказания отменялись.