Свидание вслепую

– Боюсь, – призналась она. – Я ничего подобного не испытывала ни с одним мужчиной. И представить себе не могла, что можно так улетать от поцелуя! И что можно пережить такой оргазм – знать не знала… Но главное, что и в самых смелых мечтах не могла предположить, что можно быть такой откровенной с мужчиной – не играя, ничего не изображая, быть самой собой, и что это такой непередаваемый кайф. Да, это страшно, и еще как! Боюсь, что ты меня обидишь и, вполне вероятно, что для тебя это не так значимо, как для меня. Ты исчезнешь, а я измучаюсь комплексами, что я какая-то неправильная и поэтому ненужная! Я боюсь самой себя и этого притяжения, которое испытываю к тебе. Мы все живем с самым большим страхом в жизни – быть отвергнутыми! Ну и что? Это и есть жизнь! Но, к великому сожалению, эта жизнь, как скоростной поезд, проносится быстро-быстро. И ты либо едешь в этом поезде, либо стоишь на перроне и смотришь ему вслед… Я предпочитаю первое. Как бы страшно ни было, до дрожи в поджилках и ожидания самого плохого варианта развития событий, я лучше нырну в любовь с головой. Пусть я потом буду страдать – но в эти мгновения я буду жить на всю катушку! И еще: как бы сильно нас ни любили и какие замечательные родные и близкие ни окружали бы и поддерживали, но со своими комплексами, муками, страхами человек может разобраться только сам! А я буду со своими. Боишься? Беги!

Устала она от этой отповеди. Ото всего устала, от качелей сегодняшнего вечера – то подъем и счастье, то ухаем вниз в страхи и отчужденность! И что она ему тут объясняет!? Ты мужик, ну так и разбирайся со всем своим нажитым багажом страхов-сомнений, оберегания свободы пустой и жизни заодно и решай!

А она, пожалуй, пойдет!

– Вызови мне такси, пожалуйста, – устало попросила Зина.

– Я тебя отвезу, – предложил мрачный Захар.

– Нет! – жестко отказалась она. – Я на такси.

И спряталась от возможного продолжения разговора в ванной, прихватив с собой вещи и сумочку. Долго умывалась, сидела на бортике ванной, не выключая воду – для конспирации. Не плакала – думала. А чего плакать? Вроде бы все ясно-понятно: всем страшно, а главное, неизвестно почему! А еще яснее, что она – не совсем адекватная дамочка, с большим подозрением на умственную убогость! Чего ее понесло со своими откровениями-то? Видите ли, она приемлет только открытость между ними! Да с какой козы?! А ты его спросила: он-то готов к такому? Хочет ли он вот так – до дна души выворачивать свою жизнь?!

– Как была идиеткой, так и помрешь ею же! – вздохнув через непролитые слезы, вынесла себе диагноз Зина. – Не умеешь ты с мужчинами, Зинаида Геннадьевна, то ли ты странная, то ли планида твоя такая!

Она услышала, как у Захара зазвонил телефон – такси наверняка! И заспешила одеваться.

Они так и не сказали больше ни слова друг другу, даже дежурно-вежливо не попрощались. Молча спустились на лифте вниз, Захар открыл ей дверцу машины, помог сесть в такси вместе с букетом, о котором они вспомнили, лишь выйдя в коридор и обнаружив лежавшие на полу позабытые розы. Он закрыл за ней дверцу, наклонился к таксисту в окно, расплатился и махнул на прощание рукой вслед…

С понедельника у Зинаиды Геннадьевны Ковальчук началась новая жизнь – без Захара Игнатьевича Дуброва. Вернее, с внутренним непониманием – есть ли он в ее жизни или уже нет. Жизнь себе катилась тем самым скоростным поездом, о котором упоминала в последнем монологе-отповеди «великая драматическая актриса» Зинаида. Странно, но впервые в жизни Зинуля не поделилась с Ритулей всеми подробностями и деталями «прощального свидания». Так, в общих чертах – о молчаливом прощании у такси, о собственных выводах, устойчиво склоняющихся к тому, что они расстались, оставив для себя все их слова, любовь бесшабашную, переживания и чувства.

Неумолимо приближался Новый год.

О! Это был святой праздник двух семей, давно объединенных в одну. Дома у Ритки собирались все – мамы, папы, бабушки, дедушки, вся московская диаспора Ковальчук-Ковалевых-Левинсонов. Это была традиция, закрепившаяся навсегда. В этом доме имелась самая большая и вместительная гостиная с соответствующим столом, в разложенном виде – мест на двадцать, с высоченными потолками, под которые легко вставала огромная, всегда заказываемая специально, елка.

Захар слово держал и не звонил. А может, принял «выступление» Зинаиды как предложение закончить знакомство на достигнутом непонимании, неизвестно, но не звонил!

Зина усилием воли заставила себя отложить хоть ненадолго бесконечные мысли о нем, о них, воспоминания, миллион раз думанное-передуманное, воспроизведенное заезженной кинопленкой памяти, и с удвоенной энергией занялась самым приятным – приготовлением подарков всем, всем, всем!

Она это обожала. Так же, как одесское лето, море, родню и даже голос в громкоговорителе на пляже:

– Граждане мирноотдыхающие! Та не заплывайте ж за буйки, у целях собственной безопасности тела!

В своих тяжких переживаниях «за Захара» она давно заплыла за «буйки», а теперь пыталась вернуться…