Свидание вслепую

– Та, солнце мое, я ж не знаю! – призналась честно Ритуля.

– Я знаю! Бутерброд с семгой, чай, кофе, еще раз кофе, и еще кофе, салат из всяких салатных листьев с огурцом.

– О божечки! – всплеснула руками бабушка Сима и пристроила их на область сердца. – Що ж ты, ребенок, упроголодь живешь? Сима, Рита, ее надо срочно кормить!

– Успеем еще откормить, – отмахнулась Ритка.

– Так я не поняла, что у вас здесь за заседание? – требовала ясности Ника.

Миша вернулся быстро, минут через десять. Аптека находилась прямо у них в доме, время на дворе стояло позднее, очередей не наблюдалось.

– Ну, що? – выспрашивал дедушка Лева, когда правнук, не раздеваясь, возник на пороге кухни и сунул матери в руки синенький пакетик с тремя разными коробочками тестов. – Выказал свои мужские заявки миру?

– Уполне, – спокойно уверил Миша, – все остались довольны: и аптекарши, и случайные свидетели-покупатели, даже охранник у дверей оценил, одобряюще кивнув.

– Ото ж! – присоединился к отряду оставшихся довольными заявкой на мужские способности правнука дедушка Лева.

Зинаиде выдали пластмассовый стаканчик, затолкали в туалет и замерли, переговариваясь шепотом, в ожидании результатов. Разозлившись, желая доказать разгулявшейся в предположениях родне ошибочность их умозаключений, Зина поставила все три тестовые палочки в стаканчик и подождала положенное время: «Ну, подождите, вот я вам!»

Однако обозрев результаты тестирования, она довольно долго приходила в себя, тупо уставившись на полоски и плюсы.

К моменту ее возвращения в кухню живо заинтересованных родственников прибавилось: собрались все – и Миша, и Ника с Севочкой – а как же без него! – и даже няня с Адочкой. Зинуля вошла и, совершенно ошарашенная, сообщила:

– Похоже, что теперь я пирожок с начинкой!

– Я би сказал: булочка! – разулыбался дедушка Лева. – Уж больно ты у нас аппетитная, Зиночка! У самый раз!

Такой командировки у Захара никогда не было!

Он сказал Зине чистую правду – еще не уехав, не попрощавшись, он уже скучал! И тосковал маетно, и думал постоянно о ней…

Что между ними произошло? Как они умудрились от искрящейся молодой радости в одно мгновение переключиться на трудный разговор с абсолютно непонятным итогом? Это она его послала или он отказался от нее?

И что в остатке?!

Захар заставлял себя усилием воли не думать о ней, когда работал, но стоило расслабиться, отвлечься – и понеслось!

Чтобы бесконечно не думать о них с Зинаидой, он загружал себя на полную катушку, гонял в «хвост и гриву» подчиненных требованиями жесткими, влезал во все дела и мелочи и холодным начальственным тоном таких тренделей раздавал местным руководителям, что те хватались за сердце, валидол и качающееся под задницей кресло.

А что делать?

Сам виноват… То – вперед, в атаку, хочу, аж умираю, а то «заднюю» включил – страшнова-а-ато!

Или она виновата? Вот подавай ей открытость душевную, честность. Ну, конечно, она, а кто еще?!

Вот на фига, скажите, нормальной умной женщине такая жгучая необходимость бескомпромиссной правды?

А?!

Насколько проще, легче, если потихоньку: я к тебе присматриваюсь, ты ко мне. Оцениваем, прикидываем возможности, рассчитываем, готовы ли к компромиссам и хотим ли впускать в жизнь другого человека? Надо ли нам быть вместе?..

Его начинало подташнивать, когда он принимался так рассуждать. Права Зинаида, права!

Что им присматриваться, оценивать? Осторожничать?

Чудо такое случилось – доверие взаимное! И так легко, и отпадает необходимость что-то из себя строить, рисоваться покрасивей! И что Захар Игнатьевич – перепугался…

А кто бы не испугался? Е-кэ-лэ-мэ-нэ!

Днем, до поздней ночи, еще было ничего, держался на рабочем энтузиазме, загруженности большой и злости! Но эти ночи в гостиничных номерах!

Чего только он не передумал! Ее обвинял, себя обвинял, жизнь обвинял, возраст, обстоятельства, даже Ирину…

Думал, думал, думал… и хотел Зинаиду страшно! Вот ни одну женщину за всю свою мужскую жизнь так не хотел, видит Господь!

Прокручивал в голове их разговоры, особенно последний, самый больной и непонятный, сотни раз. Соглашался, оспаривал, отвечал мысленно, со временем придумав правильные, красивые, и, как ему казалось, убедительные аргументы. Злился, давая себе нелицеприятные эпитеты…

А как ты хотел, Захар Игнатьевич? Засунуть любовь куда подальше? Нет-нет, определение «любовь» он обходил десятой дорогой даже в мыслях-рассуждениях! Притяжение, желание, интерес взаимный – это да, а любовь – извините.

И ничего не помогало: ни работа тяжелая, ни оправдания и обвинения себя, ни это осторожное избегание конкретного слова!

Ни-че-го!

Он ложился в кровать умотанный до предела морально и физически, и вдруг в памяти всплывали слова Зины, ее голос: «Я и представить себе не могла, что можно так улетать от поцелуя…» И у него все тело жаром обдавало, глубоко наплевав на любую усталость и измотанность физическую!

Сколько раз Захар набирал ее номер… и отключался, не дождавшись гудка. Нет! Что он ей скажет? А услышит ее голос – как потом жить? Нет!