Свидетель

С лёту упав лицом в подушку, я проснулась и открыла глаза из света во тьму. Села на кровати и, потерев переносицу, с содроганием вспомнила жуткую смерть Матхуравы. Следом в голове всплыло не менее четкое продолжение истории о Соне. Оно не растаяло, как это обычно случается со снами, а прописалось в ячейках памяти, словно реальное воспоминание о вчерашнем дне. Слишком живое, болезненно яркое. Еще одна смерть, пусть и не моя…

На меня накатила грусть: в той жизни случилась сказка наоборот — мы умерли в один день, но совсем не были счастливы. А в этой? Никто не ответит, есть только один вариант узнать — прожить. А вообще странно, откуда возникло это видение? Я же не держала Валеру за руку… Еще одна загадка или подсказка Вселенной.

Я выдохнула и опять подумала о Валере — я ведь так и не узнала, тут он или показалось… Видимо, мне очень хотелось в это верить, потому что его запах, приятный, чуть сандаловый, распространившийся вокруг меня в крошечной келье, не мог быть настоящим. Я провела рукой по лицу, отгоняя иллюзию, и ощутила жжение в ладони. Такое же неприятное ощущение шершавой, обжигающей змейкой проскользнуло по другой руке, плечу, талии. Поранилась? Обожглась? Когда?

Я оторопела, не понимая, как огонь, в котором погиб Матхурава, мог коснуться меня в реальности. С изумлением нащупала приклеенную лейкопластырем марлевую салфетку на плече. Тронула ладонь, которую что-то стягивало, и… увидела повязку, синеватую в темноте.

Дыхание перехватило — увидела?!

Сердце гулко застучало, разгоняя кровь и остатки дремы. Я протерла глаза. Кажется, передо мной была стена. Оглянувшись, я разглядела густую тень на полу у тумбочки, рассеянные пятна лунного света, струящегося в окно без занавеси. Не может быть! Я вижу?! Я… вижу… Вижу! Я вижу!!!

Из моих глаз брызнули слезы счастья. Спасибо, спасибо, Вселенная!!! Господи, я вижу!!! Я подскочила, не помня себя от радости, принялась вертеть головой, рассматривая такие знакомые и в то же время совершенно новые предметы — вещи на стуле, наволочку с цветочками, чемодан в углу, кроссовки, туфли… Боже, какое это все было удивительное! Красивое! Реальное!

Захлебываясь от волнения и восторга, я натянула первое попавшееся платье. Сунула ноги в шлепанцы и распахнула дверь. В лицо полыхнуло горной прохладой, а в глаза — фонтаном электрического света из окон стоящего неподалеку здания. Я зажмурилась, продолжая наблюдать сквозь плотно закрытые веки расплывчатые желтые пятна. Осторожно, как выползающий из норки барсук, я приоткрыла глаза снова. Свет никуда не исчез!

Все еще не веря себе, я уставилась вверх — в высокой сине-фиолетовой глубине неба сияли серебром звезды, из-за тонкой полосы облаков выплыла щербатая луна. Легкий ветер шевелил кроны деревьев, пробегал по кустарникам и пальмам. Мир щедро дарил мне свое волшебство, заставляя замирать от восхищения и жадно впитывать отвыкшими глазами его невероятные чудеса: мотыльков и мошек, кружащихся в танце под фонарем; дорожки, усыпанные гравием, баньяны с висящими корнями, источающие пьянящий аромат желтые цветы; здания, крыши, кошек… Все вокруг трепетало, шевелилось, жило и было прекрасным! «Лишь испытавший голод может понять настоящий вкус хлеба», — говорила моя бабушка. И теперь я могла добавить: «Лишь испытавший мрак может понять красоту каждой зримой вещи».

Ненасытная в своей эйфории, я подумала: «А что, если?…», и, закрыв веки, сконцентрировалась на третьем глазе. Прежняя способность видеть излучение живого — растений, ящериц, мелькающих по дорожкам, ночных птиц — тоже вернулась. Громко выдохнув, я открыла глаза, рассмеялась с облегчением и благодарностью: разве возможно, чтобы меня одарили так щедро?!

Я распахнула руки и, продолжая улыбаться, закружилась, от всего сердца благодаря Целое за счастье. Хотелось скакать по-детски, бежать, не натыкаясь на препятствия, делать все быстро, ведь мне теперь была подарена эта Свобода!

Но еще сильнее захотелось увидеть своими глазами Мастера, Падмини и… Валеру, если он правда был здесь. С замирающим сердцем я направилась к зданию, откуда доносились голоса. Ноги узнали дорогу к медитационному залу. Необычно было идти, не выставляя перед собой руки, и видеть… Всё видеть!

В момент, когда я, щурясь с непривычки, вошла в зал, люди внутри начали петь бхаджаны. Я остановилась в нерешительности, оглядывая просторное помещение, где на циновках, на стульях, подушках и ковриках сидели неизвестные мне люди. С радостью узнала фото просветленных мастеров, украшенных гирляндами цветов на широкой полке под бревенчатым потолком: Пападжи, Рамана Махарши, Ошо, Муджи, Нирсагадатта Махарадж, Анандамайи Ма…

На возвышении пустовало кресло Мастера под золотым символом Ом на синем фоне. Индийские музыканты в белых одеждах поднимали бубны и барабаны, отбивая медленный ритм, европеец с бородкой играл на странном подобии переносной фисгармонии.

— Ом Шива Ом, Ом Таре Ту Таре Ту Ре Со Ха… — вторил им стройный хор в зале.