Но на этот раз воспоминание не принесло боли. На этот раз оно принесло чувство триумфа. Говард, подумала я, ты мерзкий сукин сын. Ты был виноват, и никто никогда не разыскал тебя. Но теперь, тридцать пять лет спустя, ты пригодился, послужил доброму делу. Я использовала это воспоминание, чтобы помочь другому, невиновному человеку.
Сидя в постели и наблюдая, как светлело небо, как менялся цвет облаков от синего до розового, а затем до кремового, я попыталась представить себе, как Говард выглядит сейчас. Ему должно быть лет пятьдесят пять, соображала я, с улыбкой глядя на неприятные черты, которыми мое воображение наделило пустое лицо Говарда. Он должен быть в бородавках и возрастных пигментных пятнах, с преждевременно лысеющей седой головой. С этой картинкой в голове я попрощалась со своими воспоминаниями о Говарде. Прощай, и хорошо, что я от тебя избавилась.
Потом я стала думать о детях. Кэти Дэвенпорт и Пейдж Беккер всю жизнь будут верить, что они подверглись насилию в тот летний день в лагере в уютном пригороде Чикаго. Этим двум маленьким девочкам пришлось чуть ли не треть прожитой ими к тому времени жизни вспоминать и рассказывать подробности обмана со стороны молодого человека, которому они доверяли и которого любили. Они сжились с этими подробностями, которые стали частью их личности.
Нет никаких сомнений в том, что дети поверили в ими же рассказанные истории. Поэтому, в самом глубоком смысле этого слова, они говорили правду. Если человек верит, что ложное воспоминание является правдой, если Кэти и Пейдж всем сердцем верили, что к ним приставали, как можно назвать их обманщицами? Поэтому вопрос «Верите ли вы детям?» — это некорректный вопрос. Главный вопрос, который мы должны задавать, должен звучать так: «Является ли воспоминание этого ребенка первоначальным и потому правдивым или же оно представляет собой правду, возникшую постфактум?»
Тони Эрререс невиновен с точки зрения закона, но в памяти этих детей, воспоминания которых будут стареть вместе с ними, навсегда останется отчасти придуманная ими, отчасти внушенная им картина того июльского дня 1984 года, когда Тони трогал их за «плохие места». Теперь это их воспоминание, начало конца их невинности, и они будут жить с этим, видеть это, слышать звуки и ощущать прикосновения в течение всей оставшейся жизни.
7. «Я не мог сделать такое с ребенком». Говард Хаупт
Правосудие реже терпело бы поражения, если бы все те, кто оценивает улики, были лучше осведомлены о несовершенстве человеческой памяти. Увы, можно сказать, что, хотя суд по максимуму использует все современные научные методы (когда, например, необходимо исследовать засохшую каплю крови в деле об убийстве), тот же суд вполне довольствуется совершенно ненаучными и бессистемными методами, основанными на общих предрассудках и невежестве, когда ему приходится оценивать психологические материи, в частности воспоминания свидетелей.
Семилетний
Он сунул двадцатипятицентовую монету в симулятор «Grand Prix» и смотрел, как дорога подхватила машину, подобно гигантскому сверхскоростному эскалатору. Он мчался все быстрее и быстрее, стараясь до финиша обогнать другие автомобили и виляя, чтобы избежать опасностей и объезжать препятствия, встречающиеся на пути. Его занесло на масляном пятне, он свернул с дороги, еле увернулся от кирпичной стены, вновь вернулся на дорогу, прошел поворот со скоростью, может быть, 160 км/ч и вдруг — хрясь! — врезался прямо в «корвет». Ну и пожар, конечно…
Билли сыграл еще два раза, а потом пошел по залу, наблюдая за тем, как играют другие дети. Он остановился около девочки (как ему показалось, четвероклашки или пятиклашки) и смотрел, как она борется с пультом управления мотосимулятора «Hang On».
— Так выключено же, — сказал он, глядя поверх ее плеча. — Надо четвертачок кинуть.
— Знаю, — ответила она, продолжая двигать джойстики.