Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

…множество детей, часть из них полуголые, у многих по ногам и животам ползают мухи. Некоторые дети постарше (двух, трех, четырех лет) соскребали со стен побелку и ели ее. Двое мужчин, по виду евреев, пытались навести в комнатах порядок. Стояла ужасная вонь. Маленькие дети, особенно те, которым было всего несколько месяцев от роду, беспрерывно плакали и хныкали.

В помещении «не было ни капли питьевой воды, – подтвердил вермахтоберпфаррер Корнманн, – и дети сильно страдали из-за жары». «Прибывшие солдаты, – сообщил Ройсс подполковнику Гельмуту Гроскурту, штабному офицеру пехотной дивизии в Белой Церкви, – были, как и мы, явно потрясены этими неимоверными обстоятельствами и выразили свое возмущение».

Все это были еврейские дети, чьих родителей в течение предыдущих 11 дней расстреливала айнзацкоманда СС 4а. Накануне вечером три грузовика детей уже отвезли на казнь. Гельмут Гроскурт немедленно отправился в указанный дом вместе с доктором Ройссом, офицером артиллерийской службы и переводчиком, и нашел, что дело обстоит именно так, как описал Ройсс. Пока он находился там, прибыл обершарфюрер полиции безопасности Ягер и подтвердил, что «родственники детей расстреляны, и дети также должны быть уничтожены». Не желая допускать этого, Гроскурт сначала предложил обратиться к местному командующему, фельдкоменданту подполковнику Ридлю. Когда Ридль одобрил действия айнзацкоманды СС, Гроскурт решил действовать через его голову и подал рапорт главнокомандующему группой армий «Центр» фельдмаршалу фон Рейхенау в штаб 6-й армии. Тем временем Гроскурт отправил своих людей, чтобы они остановили грузовик, в который эсэсовцы уже погрузили детей, и разогнали украинских ополченцев, мешавших передавать в дом для детей еду и воду.

Излагая Рейхенау свои доводы, Гроскурт был не совсем уверен в своей позиции. Хотя он действительно «спросил фельдкоменданта, считает ли тот, будто оберштурмфюрер тоже получил от высшего руководства приказ уничтожать детей наравне со взрослыми», он не осмелился представить свое стремление защитить детей как однозначное проявление гуманизма. Вернее сказать, в нацистской системе ценностей убийство больше не связывалось напрямую с понятием бесчеловечности. По словам Гроскурта, для вмешательства были и другие основания. Прежде всего, о запланированной казни детей стало широко известно. Войска, дислоцированные поблизости, утверждал он, были возмущены подобным обращением с детьми и «ожидали, что их офицеры как-то воспрепятствуют этому». Наряду с этой прагматической причиной он упомянул о гуманизме, но в несколько минорном ключе: «Младенцев и детей постарше следовало бы немедленно уничтожить, – написал он в заключительной части своего рапорта от 21 августа, – дабы избавить их от этой нечеловеческой агонии». К этому времени Рейхенау уже подтвердил, что тоже считает необходимым уничтожить детей, как того требовали Хефнер и полиция безопасности. Но Гроскурт, даже загнанный в угол коллективной мощью СС и полицейских властей, военной администрации и своего главнокомандующего, не смог удержаться, чтобы не указать на моральную разницу между казнями партизан и казнью мирных женщин и детей. Подобные меры, утверждал он, «ничем не отличаются от зверств противника, сведения о которых постоянно получают наши войска». «Об этих событиях, – продолжил Гроскурт, – неизбежно станет известно в тылу, где их будут сравнивать со зверствами в Лемберге [Львове]».