Свидетельница Гора

Признаться, я поняла очень немногое из того, что здесь происходило. Однако я уже была хорошо знаком с правилами подземной тюрьмы и осознавала, что все эти необычные меры предосторожности и конечно строжайший уровень секретности, имели прямое отношение к этому узнику. Конечно, я готова была заключить, что он был из касты Крестьян, по крайней мере, на нем были обноски их предметов одежды. Он даже признал себя членом этой касты, если меня не обманывали мои уши. Вот только, с другой стороны, казалось совершенно очевидным то, что не был он никаким крестьянином, да и не мог им быть. Ну не окружают такими мерами предосторожности простых крестьян. Ясно же, что это был пленник, обладавший некой необычайной важностью или ценностью. Возможно, он хранил ценную информацию, крайне интересовавшую этих мужчин. Однако, если он и обладал какой-то информацией, то мне казалось сомнительным, что он сам знал о ней. Насколько я поняла, он даже своего собственного имени не помнил. Признаться, я даже не была уверена, что он знал свою собственную касту, что на минуточку, вопрос необычайной важности для большинства жителей этого мира. Правда, когда ему напомнили об этом, то, казалось бы, он вспомнил это.

По какой причине, спрашивала я себя, такой мужчина содержался здесь, в самом глубоком тоннеле этой подземной тюрьмы, в камере с железной дверью, за пятью замками, да еще и прикованный пятью цепями к стене? Это был необыкновенно крупным мужчина, и можно было не сомневаться в его огромной силе. Вдруг через меня прокатилась горячая волна страха. Он ведь наверняка чрезвычайно опасен. Может быть, именно в этом была причина того, по крайней мере, частично, что он стал объектом столь серьезных мер и таких предосторожностей. Однако в его внешности, несмотря на теперешнюю неухоженность, чувствовалось благородство. А с другой стороны, и это было заметно даже мне, он, казалось, не понимал, где он находится или того, что на нем цепи. Должно быть, подумала я, с ним что-то не так. Впрочем, понятно, что не так, он же упал с большой высоты.

— Помнится, мы назвали тебя «Дженис», — сказал мне офицер.

— Да, Господин, — ответила я.

— Кто Ты? — строго спросил он.

— Дженис, Господин.

— Посмотри на меня, Дженис, — велел мужчина и, осмотрев, отметил: — Ты теперь еще привлекательнее, чем я тебя запомнил.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила его я.

— На ней туника, — усмехнулся офицер, повернувшись к Тарску.

Хозяин подземелий поднял голову и посмотрел на него снизу.

— Ты проявляешь необычную заботу о рабынях подземелий, — заметил капитан.

— Иногда, возможно, — проворчал тюремный надзиратель.

— Однако в свете ее обязанностей здесь, при обслуживании этого заключенного, — сообщил офицер, — она должна быть с голой грудью, и самое большее, что ей будет позволено носить, это пояс и рабская полоса.

— Все будет сделано так, как Вы желаете, — ответил хозяин подземелий.

— А сегодня вечером, — добавил капитан, — проследи, чтобы она тщательно вымылась, причесалась, накрасилась и надушилась, а потом, выдай ей рабский шелк и пришли в мои покои.

— Все будет исполнено, как Вы пожелаете, — заверил его Тарск.

Глава 16

Двери в его апартаменты, оказавшиеся двойными, распахнули передо мной две рабыни, державшие головы почтительно склоненными. Обе были одеты в короткие шелковые туники.

Я пришла сюда по длинному, устланному коврами, коридору. По обе стороны от меня, держась немного позади, вышагивали два гвардейца.

На этот раз на мне были богатые шелка, довольно плотно скрывавшие мое тело. Хотя эти предметы одежды в целом напоминали одежды сокрытия свободной женщины, но использованные ткани были не настолько грубыми и декорированными. Скорее они были даже слишком мягкими. Кроме того, на мне была еще вуаль, однако она была совсем не такой, в каких обычно можно встретить свободных женщин. Это была легкая шелковая ткань, почти полупрозрачная, так что под ней угадывались особенности моего лица, что было бы невозможно сделать сквозь тяжелую непрозрачную вуаль свободных гореанок. В общем, для любого стороннего наблюдателя, сразу становилось понятно, что девушка, которая должна войти в его покои была не свободной женщиной, а тщательно одетой, изящно украшенной и скрытой под вуалью рабыней.

Ожидавшего меня в апартаментах мужчину, я заметила сразу от дверей. Он, вальяжно развалившись на диване, небрежным жестом пригласил меня внутрь.

— Добро пожаловать, моя дорогая, — поприветствовал он меня.

Едва я вошла в комнату, как две рабыни закрыли створки двери за моей спиной, и проскользнув мимо меня удалились в глубину комнаты. Внутрь я вошла уже без сопровождения гвардейцев. Я предположила, что, скорее всего, они вернулись к своим основным обязанностям, возможно на пост у внешних дверей коридора.

Рядом с диваном, немного справа, если смотреть с моей стороны, стоял низкий столик, сервированный напитками, фруктами в вазах, маленькими чашками и тарелками, заполненными различными блюдами. На мгновение, от умопомрачительных запахов жареного мяса, свежего хлеба и выпечки, я даже почувствовала легкое головокружение.