Обычное клеймо кейджеры, которое выжгли и мне самой, действительно прекрасно выглядит. Конечно, это, может быть, наиболее распространенное на Горе рабское клеймо, но это ничуть не делает его менее красивым. Честно говоря, я подозреваю, что оно и стало самым распространенным потому, что это является самым красивым, или, точнее, одним из самых красивых клейм. Точно так же, как эти грубые животные из желания видеть нас привлекательными, разрешают нам только ту одежду, одеваясь в которую мы доставляем им удовольствие, точно так же, они клеймят нас, чтобы усилить нашу красоту. Клеймо, небольшое и привлекательное, но немаловажное в своем значении, заметно усиливает красоту женщины, как с точки зрения эстетики, так и с точки зрения знания того, что отмеченная им женщина — рабыня, таким образом, исподволь намекая, а порой и прямо указывая на то удовольствие и радость, которые можно получить от нее. Наиболее распространенным местом для постановки клейма является левое бедро, чуть ниже ягодицы. То же самое место обычно используется для клеймения и множества других видов домашних животных, верра, тарсков, босков и прочих. Иногда мальчики балуются тем, что внезапно подскочив к рабыне на улице или рынке, и задирают подол ее туники, чтобы определить вид клейма, и, несомненно, порадовать себя мелькнувшим девичьим бедром. Для них это — игра. Вообще-то, поскольку они — свободные люди, им можно было бы просто приказать девушке встать на колени и скомандовать: «Клеймо», и рабыня сама должна будет показать свою рабскую отметину. Но для этого пришлось бы потратить время. Вот и бегает стайка мальчишек по улице и шалит то тут, то там. Это вызывает раздражение свободных женщин, которые не преминут ударить нас после такой детской шалости, как будто мы могли бы как-то повлиять на это! И хотя нам, как рабыням, не разрешают скромность, мы все же остаемся довольно чувствительными к вопросам скромности. В конце концов, одно дело быть обнаженной для своего господина и совсем другое для незнакомцев на улице.
— Теперь, снова повернись ко мне лицом, — потребовал Генри.
Констанция, разумеется, подчинилась, и мужчина протянул руки к ее вуали.
— А сейчас, настала очередь твоего лица, — сказал он. — Мы обнажим каждую его черту и любой, даже самый малейший оттенок его выражения.
Рабыня осталась стоять на прежнем месте, даже не дернувшись, чтобы отступить от него.
— Вероятно, Ты не поняла, — удивился молодой человек. — Твое лицо будет выставлено на всеобщее обозрение, и любой, даже самый последний работник сладов у посадочной площадки, даже самый низкий раб, смогут свободно рассматривать его, столько, сколько ему нравится, и как захочется.
Но она не только не отошла, но нетерпеливо придвинулась еще немного поближе к нему.
— Ты ничего не сможешь спрятать, — еще раз попробовал напугать ее Генри.
В ответ девушка даже приподняла подбородок.
— Ты что, действительно готова к этому? — озадаченно спросил он. — Ты так легко идешь на то, чтобы оказаться с открытым лицом?
Тогда Констанция подняла подбородок еще больше, нетерпеливо глядя не него.
— Странно, — пробормотал мужчина, — Ты не дергаешься, не съеживаешься, не пытаешься убежать, как некоторые, и мне даже нет нужды использовать поводок, чтобы удержать тебя на месте. Вы так быстро поняла тщетность и бессмысленность упорства и неповиновения? Возможно, тебе уже приходилось чувствовать плеть? Или быть может, Ты уже понимаешь, что означают клеймо и ошейник?
Генри потянул вверх ткань, вытаскивая ту часть вуали, что оставалась ниже ошейника.
— Ты можешь себе представить, с каким удовольствием я сейчас обнажу лицо той, кто еще недавно была Леди Констанцией из Беснита, — проговорил молодой человек, начиная медленно разворачивать вуаль. — О, как давно мечтал я о том, как выставлю его на всеобщее обозрение, как сниму с него вуаль и продемонстрирую его всем желающим. Сейчас, еще мгновение, моя дорогая, и твое лицо будет таким же голым, как и все остальное твое тело, как это и подобает твоему новому статусу, рабыня.
— Ай-и-и! — ошеломленно воскликнул Генри, выронив вуаль из рук и, ошарашено уставившись на открывшееся ему зрелище.
Констанция немедленно грохнулась на колени и испуганно замерла.
Присев рядом с ней, мужчина буквально вырвал промокшую тряпку из ее рта и отбросил его в сторону. Едва избавившись от кляпа, девушка, заливаясь слезами, нырнула головой к его ногам и принялась покрывать их поцелуями. Цепочка поводка, закрепленная на ее шее, скатилась с ее спины и пророкотала о каменные плитки пола.
— Я люблю Вас, мой Господин! — вскрикивала она между поцелуями. — Я люблю Вас!
Генри очень бережно поднял девушку, и снова поставил ее на колени, придерживая за плечи.
— Это — какое-то безумие! — закричал он, и в его голосе ясно слышались панические нотки. — Я ничего не понимаю! Ты не можешь быть моей Тутой!
— Я — буду той, кем бы Вы меня не захотели сделать! — сквозь слезы проговорила Констанция.
— Но где же тогда, Леди Констанция из Беснита! — растерянно спросил молодой человек.
— Я была ею, — всхлипнула его рабыня.