– К машине, бегом, – выдохнул он.
Все сорвались с места, оставив собак в замешательстве. Забились в автомобиль, захлопнули дверцы. И тут же стая огромных псов плотным кольцом окружила «жигули», несколько собак запрыгнули на капот и багажник, через стекла на людей уставились клыкастые оскалы, раздутые ноздри, густые слюни жирно текли из раскрытых пастей и падали на стекло, как расплавленный свинец.
– Это еще что за напасть? – с трудом выдавил Лугатик. – Только этого не хватало. Что вы скажете? Их тут целая пропасть. Они же могут запросто задрать. Одичавшие собаки, я слыхал, хуже волков. Те на людей нападают в крайних случаях, а у этих каждый день может быть крайний случай. Тем более что такой огромной своре прокормиться надо. Вы представляете, сколько им всем жратвы требуется? Вагон и маленькая тележка. В один момент разорвут и фамилию не спросят. Говорят, одичавшие собаки жрут человеческое мясо за милую душу.
У Катюхи от мрачных слов Лугатика зуб на зуб не попадал. Она зажмурилась, пальцы левой руки побелели, вцепившись в руль, правая рука дрожала и сновала от замка зажигания к рычагу переключения скоростей, а ноги путали педали. Раппопет ошалело щерился в ответ собакам, дескать, попробуйте, возьмите, возился на сидении, кривился, приближая лицо к стеклу и грозя кулаком изнутри. Прямо против него на капоте сидел молодой крупный лохматый пес, весь в репьях, с отвислыми губами, желтыми огромными зубами, и въедался в него неприятным пугающим взглядом. Потом ударил тяжелой грязной лапой по стеклу, заставив Раппопета отпрянуть и вжаться в глубину сидения. Вспомнились слова горожанина: «Собаки зубасты и опасны», и Раппопет подумал, что теперь не возражал бы против такого утверждения. Он был уверен, что не будь между ним и псом лобового стекла, тот давно вцепился бы ему в горло. Эта мысль обжигала спину и грудь испариной. Уж лучше по городу неприкаянно мотаться, все-таки среди горожан, чем торчать на одном месте в окружении одичавших псов.
Катюха нервно посигналила, но собаки даже ухом не повели. Тогда девушка попробовала тихо тронуть машину назад по наторенному следу, задний бампер уперся в псов, те заскулили, завизжали, залаяли, но не убрались. Кольцо вокруг машины сомкнулось плотнее. Несколько собак разъяренно ударили своими телами по кузову автомобиля, намеревались перевернуть, заскочили на крышу и когтями заскоблили по стеклам.
– Дави этих лохматых! – голос Раппопета сфальшивил, задребезжал, не получилось уверенного тона. – Не жалей, иначе твари загрызут! Ты видишь, что они делают! Высадят стекла, нам – крышка. Не тяни, не подставляй всех, газуй, жми на педаль!
– Не могу! – пискнула Катюха, губы побледнели, а щеки сильно ввалились и стали серыми. – Не могу я давить животных. Не могу и все. Может, сами уйдут.
– Ага, жди!
– И буду ждать.
После этих слов в машине установилось безмолвие. Раппопет уткнулся в приборную панель, обмяк и повесил голову. Желваки на щеках некоторое время учащенно ходили. С полчаса длилось ожидание. Но ничего не изменилось, разве что еще круче завечерело. Собаки, вытянув вперед грязные лапы, положили на них мрачные морды, не шевелились, тоже выжидали.
– На измор берут, животные, – все-таки не выдержал Лугатик, тоскливо глянул на наручники. – Этим псам некуда спешить, а нам тут ничего не высидеть, если мозги не напряжем. Думай, Андрюха, – он перевел взгляд на крепкую шею и затылок Раппопета.
Раппопет почувствовал укоризну, но его мысли, как назло, перемкнуло коротким замыканием, мозг искрил и плавился от беспомощности и ничего нового не выдавал, лишь руки задвигались, плечи приподнялись, голова дернулась, и сквозь зубы процедил:
– Пошел ты, Лугатик! Домотался. У тебя тоже думалка есть! – И потом еще злее выпустил жало в сторону девушки: – Крути педали, Катюха! Хватит зверье жалеть, о своей шкуре подумай! Делай вперед и на разворот, впереди вроде их поменьше.