Свирель

В это время послышались бубенчики, и из-за угла, ему навстречу выехала тройка и проскакала мимо него. В экипаже сидела под синей вуалью дама и с ней рядом красивая, бледная девушка. Против них, на маленькой скамеечке, поджав ножки, сидел предводитель Веребьин. Узнав Касьянова, он ласково закивал ему головой и затем нагнулся вперед, чтобы сказать что-то даме. Дама подняла лорнет и мельком взглянула через него на Касьянова. Он остановился и долго смотрел им вслед.

Придя домой, он застал Гриньковского в халате и туфлях.

— Ну что, батенька, — обратился он к Касьянову, — как вам понравился наш город?

— Так себе,— ответил Касьянов.

— Так себе... — усмехнулся Гриньковский. — Дрянной, пакостный городишко, а вы говорите: так себе. А вот погодите, батенька, узнаете нашу публику, так волком взвоете! Мы давеча вот с вами обедали с предводителем, а это такой гусь... Впрочем, увидите сами...

— А мне показался г. Веребьин очень приятным человеком, — сказал Касьянов.

Гриньковский остановился.

— Да вам сколько лет? — спросил он.

— Двадцать восьмой.

— Ну вот, поживите с моё, тогда и научитесь любить собак больше, чем людей.

Касьянову не понравились эти слова. Он посидел еще немного в зальце, помолчал и ушел к себе в комнату. Ожгихина на подала ему самовар, и только что он собрался пить чай, как кто-то подъехал на шарабане к крыльцу, и вслед за тем раздались чьи-то шаги в прихожей.

— Г-н Касьянов здесь живут? — послышался голос.

— Здесь, — ответил Касьянов. — Что вам угодно?

— Анна Васильевна Ковригина свидетельствуют вам свое почтение и просят вас пожаловать к ним сейчас.

Касьянов не знал, как ему поступить. Не поехать, когда за ним прислали лошадь, ему казалось неприличным. В то же время ему самому очень хотелось познакомиться с Ковригиными, побывать в женском обществе, поговорить, послушать музыку, побывать там, где, может быть, все изящно, красиво, пахнет хорошими духами...

И, приказав человеку подождать его, он стал быстро собираться.

Ковригины жили в версте от города, в своей другой усадьбе, недавно только выстроенной на голом месте. Все было в ней ново, и благодаря отсутствию растительности она казалась похожей на казарму и неуютной.

Когда Касьянов подъехал, уже смеркалось, и в доме горел огонь.

В передней его никто не встретил, и сквозь затворенную дверь до него доносились голоса и веселый смех. Он снял пальто и, испытывая неловкость, вошел в залу. Здесь вокруг обеденного стола сидели несколько барышень и между ними Веребьин. По-видимому, они играли в почту, так как Веребьин вытаскивал из шапки записочки и, выкрикивая имена, раздавал их игравшим. Увидев Касьянова, он бросил он и побежал к нему навстречу.

— Пожалуйте, — заговорил он, — очень рад. Пойдемте, я вас представлю!

И он подвел его к даме, сидевшей в кресле в стороне и читавшей газету.

— Анна Васильевна, — обратился он к ней, — позвольте представить вам мсье Касьянова... Это ваш сосед по Захарьину.

Дама подняла на него глаза, и Касьянов узнал в ней именно ту самую даму, которую сводил когда-то по ступенькам в Шильонском замке. Как и тогда, на груди у нее висел массивный золотой крест с бриллиантом посредине. Она приветливо улыбнулась Касьянову и протянула руку так, что он должен был ее поцеловать.

— Очень рада познакомиться с вами, — сказала она. — Много слышала о вас... Знакомьтесь и присаживайтесь.

Веребьин подвел его к барышням.

— Дарья Константиновна Ковригина, — представил он. — Елена Константиновна...

Лена протянула ему руку и покраснела. Касьянов почувствовал, как кровь хлынула ему в лицо. Знакомство с нею казалось ему чудом.

«Да она ли это? — думал он. — Не похожая ли только на нее?»

А она, со своей стороны, испытывала неловкость, не верила себе и мысленно повторяла: «Неужели это он?»

И оба они почувствовали, что если сейчас кто-нибудь или что-нибудь не придет им на помощь, то они сконфузятся и обнаружат свои отношения друг к другу.

— Ну что ж, господа? — воскликнул в эту минуту Веребьин. — Будем продолжать?

— Продолжать! Продолжать! — закричали барышни. — Это так интересно!

Касьянову дали бумаги и карандаш, и он должен был принять участие в игре. Трудно было придумать что-нибудь подходящее, не будучи близко знакомым с игравшими, и он отделывался только такими записками: «Не правда ли, как вкусен жареный крокодил?» — и надписывал адрес так: «Рыженькой Жанне д’Арк, сидящей спиной к зеркалу». По новому почерку и по характеру записок все сразу же догадались, кто их писал, были очень довольны и весело смеялись. Касьянов понравился. Отвечали и ему в том же духе.

Под конец игры Касьянов получил записку следующего содержания: «Помнит ли один господин встречу в Шильонском замке?»

Это писала ему Долли, и по лицу ее он мог бы догадаться об этом, но он подумал, что писала Лена, и послал ей ответ:

«Он помнит все».

Лена прочитала, вспыхнула и, изменив почерк, написала ему ответ: «Она тоже».

Он развернул записку, прочитал, взглянул на Лену, и глаза их встретились. Оба поняли, что записки достигли своего назначения.