Свирель

Да вот еще капитан Юшкевич, запивавший иногда запоем, обратился к Семенову со словами:

— Охота тебе жениться! Попрыгал бы на свободе! Ты меня прости, но ведь жена всегда либо неверна, либо больна. А затем эти роды, пеленки... Ффи!

С этих пор весь город уже знал, что поручик и Марья Викторовна жених и невеста, и высказывалась радость, что теперь, слава богу, одним семейным домом в городе будет больше. Бабушка, действительно, выполнила свое обещание — прислала полторы тысячи, а поручик с Марьей Викторовной стали усчитывать себя в каждой копейке и ежемесячно вносили полковнику по тридцати рублей в счет реверса. Это всех умиляло, так как всем было известно, что Семенов посылал своей матери ежемесячно по пятнадцати рублей, а Марья Викторовна уплачивала еще за прокат рояля, без которого ей, как учительнице музыки, нельзя было обойтись.

Прошло шесть месяцев, и настала осень. На батарейный праздник приехал бригадный генерал производить смотр батарее, и по окончании ему, по обыкновению, полковник давал обед. Пили шампанское, выпили и за жениха с невестой. При этом генерал встал с места и, подойдя к Марье Викторовне, звякнул перед ней шпорами и поцеловал ей руку.

— Желаю вам тихого семейного счастья, — сказал он. — Вы вполне его достойны.

Дамы были очень польщены любезностью генерала, но Марья Викторовна чувствовала себя нехорошо и с трудом улыбнулась. Все видели, что она почему-то была в этот день какая-то серая, причем то тут, то там у нее выступали пятна на лице, и два раза она выходила во время обеда из-за стола. Дамы переглядывались, а Семенов сидел как на иголках и с нетерпением ожидал окончания обеда. Вечером предполагался в офицерском собрании бал, и генерал заранее пригласил Марью Викторовну на все мазурки. Она не сумела отказаться, но на бал так и не пошла. Ей было не по себе. После обеда Семенова усадили в карты, его невеста простилась с хозяйкой и незаметно для других ушла. Поздно вечером к ней прибежал Семенов, одетый в парадную форму, чтобы проводить ее на бал, но она отказалась.

— Да что с тобой? — спросил ее поручик. — Ты сегодня какая-то вялая... Больна, что ли?

Она опустила голову и глубоко вздохнула.

— Да, — отвечала она. — Мне нездоровится.

— Что же именно?

— Поскорее бы свадьба... Я беременна... Стыдно.

— Какая неприятность! — забормотал он. — Какая неприятность! И как это не вовремя!

Она подняла глаза и виновато посмотрела на него. Слезы покатились у нее по щекам.

— Давай повенчаемся! — сказала она. — Через неделю уже пост, венчать не станут до рождества, а с каждым днем будет все заметнее и заметнее!.. Повенчаемся, голубчик!

— А где деньги на реверс? — спросил он у нее.

— А сколько еще не хватает?

— Свыше пятисот... Ты ведь знаешь, какой формалист наш полковник! Одной копейки не уступит!

Эта цифра ее ошеломила. До поста оставалась какая-нибудь неделя, а таких денег скоро не достанешь и не заработаешь. Она уже с месяц подозревала свое положение, но все еще была не уверена и боялась понапрасну тревожить Семенова. Но сегодня за обедом, когда внесли жареную индейку и Марью Викторовну стошнило от одного только запаха ее, она поняла, что нечего уже обманывать и себя, и своего жениха и что со своим положением теперь нужно считаться. Она видела, как перемигивались батарейные дамы, понимала, что это на ее счет, и ей представлялся весь ужас ее положения, когда все станет очевидным и ничего уже не скроешь... Несомненно, ей откажут от уроков, и она лишится и того заработка, который имеет, и свадьба отложится еще на более неопределенный срок. Теперь она невеста, перед нею щелкают шпорами, за ее здоровье пьют шампанское и целуют ее руку, а тогда она будет уже офицерской любовницей, и те, кто теперь ей ласково улыбается, первые же бросят в нее камень... Ах, зачем все это случилось? И зачем существует эта необходимость вносить куда-то какую-то сумму денег, точно этим можно уничтожить закон природы, точно быть женатым и иметь семью составляет право только одних богатых!

Семенов ушел в собрание, а она села у стола и стала думать... Теперь ее будут все презирать, если она не выйдет замуж... Несомненно, это также повредит на службе и ее жениху...

— Боже мой! — воскликнула она и сложила руки ладонями вместе. — Что делать? Что теперь делать?

Она зарабатывала до сорока рублей в месяц, из которых десять рублей уплачивала за квартиру, десять в реверс, десять за прокат рояля и только десять рублей тратила на себя. Конечно, она виновата во всем! Если бы она не дозволила себе лишней роскоши иметь рояль, то теперь в реверсе было бы на шестьдесят рублей больше, а это как бы теперь пригодилось!

— Откажусь, непременно откажусь... — шептала она.— Завтра же пойду в магазин и попрошу, чтобы рояль взяли обратно!