Свитки из пепла

что в конце концов прокрадывается надежда […] может быть, все же и тут от него отказались для […] пожертвовали, разве на самом деле не возложили свою собственную жизнь на жертвенник? Сознательно всем сердцем, с большой самоотверженностью⁸³, потому что никто в тот момент к этому не принуждал. Они могли попытаться просто бежать со всеми и все же отказались ради дела. Так что, конечно, кто способен оценить величие этих наших товарищей, героизм их поступка. Да! Да! Наше лучшее там погибло, именно лучшее, самое дорогое, лучшие элементы […] самые достойные как жизни, так и смерти. […]

[…] они были товарищами в бою […] в жизни и в смерти […]

Мы, стоявшие вдалеке во время всего события, не зная, что там произошло, потому что договорено было по-другому, и то, что там произошло в последнюю минуту […], не успели дать нам знать, и мы, увы, остались одни без наших близких, без наших самых дорогих, уже не с кем жить и, что еще хуже, не с кем умирать. Из всех наших доверенных не осталось никого из […]. Остался в живых упомянутый Йекл Гандельсман, один из столпов главного руководства всей акции. Благодаря тому, что он был вместе с теми 3 людьми, которые остались чтобы взорвать⁸⁴

крематорий и вместе с теми […] поздно […] который они еще не успели взорвать […] здание и они […] Но, к сожалению, снова он находится вместе с несколькими русскими, которые находились […] в крематории III и были пойманы: они сидят, арестованные, в Бункере⁸⁵, в руках политотдела, и легко себе представить, что там с ними делают. Тут остался только […] один даян⁸⁶, образованный человек […], быть с ним, но далек от понимания всего дела просто из-за его позиций, которые всегда держатся в рамках еврейского закона, и еще один, упомянутый Малинка Элуш, который должен был быть вождем акции в командо крематория, который он […], но многие вещи, которые требуют размышления. Он слишком молод с маленьким жизненным опытом. Это событие, военное событие […], связанное с военными вопросами.

Но не мы виновны […] недостаточно удалась, виновен […] и его мощная сила, которую он […] в первый раз дожили, чтобы люди – принимая во внимание то, что требует от них […] не пугаясь того […] несмотря на то, что у них еще были шансы жить дольше и жить как раз⁸⁷

в хороших условиях, потому что еды и питья, курева у нас в избытке […] и все же решиться и героически положить конец собственной жизни! Это достойно восхищения, записать в нашей истории, но с тех пор, как […] преданные золотые товарищи, вас больше нет с нами, как вы уже выполнили⁸⁸ ваше задание и сделали свое, будьте уверены, что и мы, которые сейчас еще живут, которые еще бродят по большой печальной могиле.

из-под […] уверены ли […] предадим, мы […] не будем […] нас тоже ничего не пугает […] с вами […] вместе бороться […] начали […] начали […] начали, но мы это […] и все вместе мы все дело сделаем.

И такое останется навечно у нас и все те, которые сумеют оценить наше положение. Остается […] помянуть их добром.

⁸⁹

.....

[…] встретились с нашими союзниками […] в общем деле. Мы все думали, что это продлится несколько дней из-за того […] Ойшвиц по нашим причинам […] узнают, живете ли вы […] будете сами себя обманывать до тех пор, пока сами себя заманите. Это мы поймем позже. Поэтому мы с нашей акцией точно не опоздаем. Так что помните, мы вас предупреждаем, только один шанс у […] помните, не теряйте последний шанс, который тут […] временем они хорошо поняли, и они сделают как вы […], но не преждевременно, это нам подскажет время. […] И в их словах мы уже как-то начали немного сомневаться, они уже потеряли у нас часть доверия из-за их непоследовательности и другого.

После восстания

Теперь, еще через пару дней после события […] мы уже знаем точно, где мы в этом мире, где мы находимся […] приходим к решению – отважные […] быть готовыми к […] нужно было перейти от слов к практике, к поступкам, выяснилось, что все они⁹⁰ еще далеко не готовы. Еще хуже, что они еще не готовы мысленно. Они еще не в состоянии предпринять такое. Попросту говоря, им еще хочется жить. Умереть, говорит он, у меня еще есть время. Поэтому […], в отличие от наших парней, […] все время нас упрекали, что мы слабые, трусы.