– Ох, милый. – Лалита обняла его, прижавшись головой к груди. – Никто не понимает, какие хорошие вещи мы с тобой делаем. Только я понимаю.
– Возможно, так оно и есть, – отозвался он.
Ему было приятно просто подержать девушку в объятиях, но тело Лалиты требовало иного, и Уолтер уступил. Ночи они проводили на ее узкой кровати, поскольку комната Уолтера была полна напоминаниями о Патти – жена не оставила никаких инструкций по поводу того, как распорядиться вещами, и он не мог обойтись с ними по собственному усмотрению. Его не удивляло то, что Патти не подает вестей, и в то же время это казалось тактическим отступлением с ее стороны. Для человека, который, по собственному признанию, совершает лишь ошибки, Патти отбрасывала чересчур внушительную тень, что бы ни делала. Уолтер чувствовал себя трусом, прячась от жены в комнате Лалиты, но что еще он мог предпринять? Его обложили со всех сторон.
В день рождения, пока Лалита показывала Конни помещения треста, Уолтер отвел Джоуи на кухню и сказал, что по-прежнему не может ничего посоветовать.
– Я не советую тебе поднимать шум, – сказал он, – но мои мотивы небезупречны. В последнее время я, можно сказать, растерял моральные ориентиры. История с твой матерью, статья в “Нью-Йорк таймс”… ты ее видел?
– Да, – ответил Джоуи. Он сидел, сунув руки в карманы, по-прежнему одетый как студент-республиканец, в синем блейзере и начищенных мокасинах. Впрочем, насколько Уолтеру было известно, он и
– Я предстал не в лучшем свете, а?
– Да уж, – отозвался сын. – Но думаю, большинство людей поняло, что это несправедливая статья.
Уолтер с благодарностью, не задавая вопросов, принял заверение Джоуи. Он чувствовал себя таким ничтожным.
– На следующей неделе придется поехать в Восточную Вирджинию. “Эл-би-ай” открывает завод по производству бронежилетов, на котором будут работать все эти люди, которых мы выселили. Поэтому не стоит обращаться ко мне с вопросами по поводу “Эл-би-ай” – сам понимаешь, я заинтересованное лицо.
– Зачем тебе туда ехать?
– Придется сказать речь. Поблагодарить их от лица треста.
– Но ты уже получил Общеамериканский птичий заповедник. Почему бы просто не забить на них?
– Потому что у Лалиты есть новый большой проект, который касается проблемы перенаселения, и нужно сохранять хорошие отношения с боссом. Мы ведь собираемся потратить его деньги.
– У меня такое ощущение, что лучше тебе оттуда свалить, – сказал Джоуи.
Он явно не испытывал энтузиазма, и Уолтер возненавидел себя за то, что предстает перед сыном таким слабым и жалким. Словно желая еще усугубить это ощущение, он спросил, не знает ли Джоуи, как дела у сестры.
– Я с ней говорил, – ответил тот, не вынимая рук из карманов и не отрывая глаз от пола. – Она на тебя злится.
– Я отправил ей штук двадцать сообщений!
– Можешь не стараться. Сомневаюсь, что она их прослушивает. В любом случае люди не слушают все сообщения подряд – просто смотрят, кто звонил.
– Ты сказал Джессике, что у этой истории две стороны?
Джоуи пожал плечами:
– Не знаю… их действительно две?
– Да! Твоя мать дурно поступила со мной. Мне очень больно!
– Честно говоря, я не то чтобы хочу подробностей, – признался Джоуи. – Она уже все рассказала. И мне неохота думать, на чьей я стороне.
– Когда ты с ней говорил?
– На прошлой неделе.
Значит, Джоуи знал, что именно сделал Ричард – что́ Уолтер позволил сделать своему лучшему другу, рок-звезде. Теперь он окончательно пал в глазах сына.
– Я хочу выпить пива, – сказал он. – Раз уж у меня день рождения.
– Можно нам с Конни тоже пива?
– Конечно. Потому-то мы вас и пригласили пораньше. Впрочем, Конни и в ресторане может пить что захочет. Ей ведь двадцать один?
– Да.
– Я не настаиваю, просто хочу знать: ты сказал маме, что женился?
– Папа, я об этом думаю. – Джоуи явно напрягся. – И позволь уж мне решать самому, ладно?