Свобода и любовь (сборник)

Что ни день – склока острее. Мучается Вася. За Владимира заступается, до хрипоты спорит.

Дело до Совета дошло. Опять кооператив приказа не выполнил.

А Владимир все одно долбит: – Не признаю полицейских мер! Каждое учреждение само себе хозяин. Дисциплина? Плевать я хочу на вашу дисциплину… Не для того мы революцию делали, кровь проливали, буржуев выгоняли, чтобы в новую петлю лезть… Командиры какие нашлись!.. Мы и сами командовать умеем.

Спорили, кричали… – Не подчинитесь, мы вас из Совета исключим, – пригрозил председатель.

– Попробуйте только! – сверкнул глазами Владимир. – Всех своих молодцов пекарей из милиции отзову!.. Кто вас тогда защищать будет? Живо под пяту буржуев попадете. Туда и дорога вашему Совету! Не Совет, а участок!..

Сжалось сердце у Василисы. Ах, зачем это сказал!.. Теперь нападут. И не ошиблась Вася. Взволновалось собрание. Как? Совет оскорблять?… Стоит Владимир бледный. Защищается. А кругом гудят, напирают…

– Исключить! Арестовать! Вышвырнуть негодяя!..

Спасибо Степану Алексеевичу, выручил. Предложил Владимиру удалиться в соседнюю комнату. Ушел Владимир. И Вася за ним. Досадно ей, зачем «глупость сморозил»? Да и на Совет сердце берет: можно ли по словам человека судить? По делам судят. Всякий знает, как Владимир за Советы стоит: не он, так, пожалуй бы, тогда, в октябре, и не отстояли бы большевиков… Это он офицеров обезоружил, это он заставил городского голову бежать из города, а непокорных вывел на улицу: нате, снег разгребайте!..

За что же его из Совета исключать? За горячее слово?

Волнуется Вася, идет в комнату, что позади президиума помещается. Сидит Владимир у стола, голову рукой подпер. Хмурый. Глаза свои лучистые на нее поднял, а в них мука, тоска и обида. Такой показался он ей вдруг малый да беспомощный, будто обиженный ребенок.

И нежной жалостью затопилось сердце Василисы. Ничего бы не пожалела, только бы не страдал ее милый!

– Напугались наши государственники? – начал Владимир хорохористо. – Струсили моей угрозы? Еще не так… И оборвался.

Глядит на него Вася тепло так, в глазах упрек.

– Не правы вы, Владимир Иванович… Сами себе вредите!.. Ну зачем вы это сказали? Вышло, что вы против Совета пойдете…

– И пойду, если Совет заместо участка станет! – еще упрямится Владимир.

– Сами не думаете. – Близко подошла к нему Вася. И, будто старшая, на него глядит: ласково, а серьезно.

Владимир в глаза ей смотрит. Молчит.

– Признавайтесь сами, погорячились!.. – Опустил голову Владимир.

– Сорвалось… Обозлили.

И снова глядит в глаза Васе, будто мальчик, что матери винится.

– Теперь уж не поправишь… Все пропало! – махнул рукой.

Подошла Вася к нему вплотную. Сердце от боли-нежности разрывается. Такой он ей сейчас родной стал. Положила руку на голову его, гладит.

– Полно, Владимир Иванович!.. Чего духом падаете?… А еще анархист!.. Не годится это, Владимир!.. Надо в себя верить. Не даваться людям в обиду.

Стоит Вася над Владимиром, голову его, как маленького, гладит, а он головой к сердцу ее прижался, доверчиво так, будто опоры у ней ищет… Такой большой, а чисто ребенок разобиделся!..

– Тяжело мне… Много жизнь била. Думал, революция, товарищи… Все теперь по-иному будет.

– И будет!.. Только по-хорошему надо, по-товарищески.

– Нет уж, теперь не будет по-хорошему!.. Не умею я с людьми ладить.

– Сумеете! Я верю!..

И подняла Вася голову Владимиру, смотрит в глаза его, точно всю веру свою вложить в свой взгляд хочет… А в глазах Владимира тревога и тоска… Нагнулась Вася и нежно так поцеловала волосы Владимира.

– Надо дело это уладить… Придется тебе повиниться… Сказать, что погорячился… Не так тебя поняли…

– Хорошо, – покорно согласился Владимир, а сам в глаза ей глядит, точно опоры ищет. И вдруг сгреб ее всю в свои объятия, к сердцу прижал так, что больно ей стало… Губами жаркими забрал Васины губы…

Взбежала Вася на эстраду, к президиуму. Прямо к Степану Алексеевичу. Так и так. Надо Владимира Ивановича выручить.

Уладили инцидент.

Но враждебность к Владимиру осталась. Образовалось два лагеря в Совете. Светлые, дружные дни миновали…

Не хочется Васе думать дальше. А мысли бегут. Не остановишь!

Как же сошлись они? Это было вскоре после того инцидента в Совете. Владимир провожал ее домой. Теперь уже они всегда вместе уходили. Друг друга искали. И, как одни оставались, на «ты» были.

Подруги дома не оказалось. И сразу Владимир Васю на руки подхватил, целовать стал… Горячо, горячо. И сейчас Вася помнит его поцелуи. Но она из рук его выбилась. Отстранилась и в глаза ему глядит:

– Володя!.. Ты не целуй меня… Я не хочу обмана… Он не понял ее, удивился:

– Обмана? Ты думаешь, что я тебя хочу обмануть? Разве ты не видишь, что я полюбил тебя с первой встречи?…

– Не то! Не то, Володя!.. Тебе-то я верю. А вот я… Постой! Не целуй меня! Ты хочешь отдать свое сердце «чистой девушке»?… Я не девушка, Володя, у меня были женихи…

Говорит, а сама вся дрожит… Вот-вот рассыплется все ее счастье.

– Мне дела нет до твоих женихов! – перебивает Владимир. – Ты моя!.. Чище тебя, Вася, нет в мире человека… Ты душою чиста.