Свобода и любовь (сборник)

Пошла Вася к дому. Смотрит: двор грузчиками запружен. Гул от голосов стоит. Спорят. Крикуны среди них прямо заявляют: по высшей ставке! И никаких! А то направо кругом и с работы долой. Пускай тогда правление с конторскими сами грузят.

Замешалась Вася в гущу толпы. Прислушивается. Расспрашивает.

Узнали Васю. Обступили. Друг друга перекричать хотят. Все сразу недовольства свои выкладывают. Не доплатили. Сверхурочные не выдали… Неправильно расчет вели. Наступают на Васю, угрозы кидают по адресу правления. Потому что жена директора. Пускай похлопочет, пускай мужу дело растолкует. При такой расценке семейным крышка…

Слушает Вася, вопросы задает. Знакомы ей жалобы, близки, понятны. Обида в них накипела. Правленцы, конторщики хорошо, сытно живут, а с грузчиков «шкуру дерут». И ребятишки без одежи… Так дело оставить нельзя. Надо на правление насесть. Через союз. Без организованности, без плана ничего не получится. Выделились вожаки, с Васей столковываются. Порешили требования на бумаге сформулировать. А там, если правление не уступит, прямо в арбитражную.

Загорелась Вася. Забыла звание свое жены директора. Захватило дело грузчиков. «Свои», как не помочь советом! Народ неопытный, настоящих руководителей нет.

Пригласила вожаков в дом, там и требования сформулируют.

Вошли. Идут грузчики по парадным комнатам в Васину спальню, на директорскую обстановку косо посматривают. Тут только Вася сообразила: не след было грузчиков в дом водить. Но отступать поздно.

Сели за Васин столик. Формулируют.

На дворе тише стало. Гудеть перестали. Ждут. На группки распались. Беседуют. Курит»

И вдруг опять загудели. Автомобиль подкатил. Директор. Да прямо во двор.

– Это еще что за порядки такие? Митинги устраивать вздумали? С угрозами пришли? С недовольствами? – Грозой раскатывается голос Владимира. И не подумаю с вами здесь разговаривать! Здесь моя частная квартира. Ступайте к правлению. Недовольны расценкой? Жалуйтесь союзу!.. Правлению до этого дела нет. У него другие заботы. Бастовать хотите? Дело ваше. Коли союз решит, валяйте забастовку. А отсюда все чтобы моментально испарились!.. И слушать не стану. Поговорим в правлении.

Хлопнул дверью Владимир. В дом вошел. Прямо в спальню, к Васе.

Вошел, да так в дверях и застыл. Вася с грузчиками за столиком сидят, формулируют…

– А это еще что за новости? Кто вас пустил? Как смели ко мне без спроса ворваться? Вон! Вон отсюда!

– Да мы, Владимир Иванович, не сами пришли… Жена вот ваша…

– Вон, говорю я! А не то…

Весь побелел Владимир, глаза искры мечут, вот-вот в кулаки пустится. Грузчики к двери.

– Да ты рехнулся, что ли, Владимир? Как смеешь?… Я их позвала!.. Постойте, товарищи, куда же вы?

Метнулась Вася к грузчикам. Владимир на дороге перехватил, да так больно за руку выше локтя сжал, что Вася громко охнула.

– Ты пригласила? Кто тебе разрешил? Кто звал тебя в мои дела мешаться? Не ты за синдикат отвечаешь… Хочешь забастовки разводить, ступай на рогожную!..

– А!.. Так!.. Гонишь меня? За правду? За то, что со своим братом иду? За то, что интересов твоих директорских не соблюдаю? Премировочные понижаю?

– У! Святоша постылая…

Будто хлыстом Васю стегнул. Постылая? Она, Вася, постылая?

Стоят друг против друга. Злыми глазами в глаза друг другу смотрят. Как два врага…

А к сердцу подступает тоска, тоска несказанная, жуткая, смертельная… Неужели счастью конец?

Разошлись грузчики. Владимир в правление уехал. А Вася лежит поперек кровати, лицом в шелковое стеганое одеяло уткнулась. Слезами шелк обливает… Но не выплакать горя слезами!..

Не только то горе, что постылая, а то, что чужими стали, непонимающими… Точно два врага… Точно в двух лагерях…

Настали серые, безрадостные дни. Владимир много дома. Но что толку? Будто чужие. Разговаривают только о нужном. Каждый живет сам по себе. Вася опять хворает. Иван Иванович за доктором ездил. Доктор предписал: полный покой, поменьше волнений.

Владимир с Иваном Ивановичем да со счетоводом делами заняты, до ночи в кабинете сидят. Ужинать выйдут, занятые, угрюмые, неразговорчивые.

К Васе Лиза Сорокина забегает. Про рогожную рассказывать. Жалеют рогожницы, что Вася хворает.

А Васю не своя хвороба мучит, а то, что будто чужими с Володей стали. Никак оба конфликт с грузчиками забыть не могут. Оба в душе чего-то не прощают.

Задумала Вася назад в свою губернию уехать. Домой захотелось. А где «дом-то? В светелке под крышей Груша поселилась. Вдвоем тесно. У родителей и подавно не отдохнешь, начнут «плакаться» на свое житье, большевиков ругать… Куда же? Написала Вася Груше, чтобы комнату ей поискала. А Степану Алексеевичу, чтобы работу нашел, партийную, в массах. Как получит ответ, так и поедет. Что ей тут делать? Не нужна она больше… Володя и без нее проживет. Тянутся дни, тоскливые, длинные.

Лето в разгаре. В садике вишни поспели, сливы синевой покрываются. Нежно белеют многолетние лилии на высоких и тонких стеблях. А Васю ничто теперь не радует. Походит по саду, вспомнит, как весной на раскидном кресле лежала и жизни радовалась, и еще грустнее станет…