Свобода Маски

Феннинг продолжал идти. Дверь в капитанскую каюту была открыта — помещение представляло собой маленький неприглядный отсек, превращенный океаном в хлюпающее месиво, заваленное мусором и промокшими бумагами. Внутри не было ни малейшего признака света. Море тем временем продолжало бить своими кулаками по обеим сторонам корпуса корабля и, казалось, использовала таран размером с лондонский Тауэр. Феннинг направил свою лампу в темноту, и там… там, за своим столом — который явно должен был быть прибит к полу — в рваном кожаном кресле сидел капитан Габриэль Пеппертри, сжимая в руке наполовину осушенную бутылку рома. Его серобородое лицо было полностью лишено каких-либо красок, покрасневшие глаза не выражали ничего, плечи были опущены, спина ссутулилась, и в целом этот человек производил впечатление того, кто сидит на краю собственной могилы.

— Капитан! — прокричал священник, удерживая себя в вертикальном положении в дверном проеме ходившего ходуном корабля. — Судно вот-вот развалится на кусочки! Прошу вас, примите командование и сделайте что-нибудь!

Капитан Пеппертри посмотрел на него… ну, или, по крайней мере, в его направлении

. Веки его были наполовину опущены. Рот дернулся в тщетной попытке что-то произнести, но… больше ничего не произошло.

— Я умоляю вас! — призывно обратился Феннинг. — У вас есть команда и пассажиры, вы за них в ответе! Пожалуйста, придите в себя и выполните свой долг!

Капитан Пеппертри, похоже, сейчас предпочел бы прирасти корнями в земле и остаться в таком положении на протяжении всей жизни. Он приподнял бутылку с ромом, сделал долгий глоток и начал вставать, сопротивляясь качке своего судна, в которое, не переставая, со всех сторон врезáлось море.

Он начал сомневаться где-то в середине процесса.

Затем желудок капитана извергнул свое содержимое прямо на стол, сам мужчина упал и потерял сознание, приземлившись лицом в остатки вчерашней каши и сегодняшнего напитка из сахарного тростника.

Феннинг позволил себе издать отчаянный плачущий стон, ибо Роксли был травмирован, а капитана, считай, уже не было, и никто не мог принять на себя командование кораблем. Остальная часть экипажа зарылась на корабле в уголки, еще более потаенные, нежели пассажиры. Ничего невозможно было сделать. Священник отвернулся от одного трагичного зрелища, чтобы тотчас уставиться на другое: утонувшая свинья с потоком воды безвольно плыла по проходу. Животное захлебнулось, как, должно быть, в конце захлебнутся все, потому что этот забытый Богом и бесхозный корабль вскоре развалится на куски… и, судя по вою ветра, стуку волн и скрипу древесины, играющей свою Дьявольскую мелодию, ждать осталось недолго.

У Феннинга не было выбора, кроме как пуститься в новый путь — в трюм, где ютились его попутчики, насквозь промокшие и дрожащие, ожидая обнадеживающих слов о состоянии капитана, который, как они думали, еще мог спасти судно от погибели.

Бушующий океанский простор поднимался до самой палубы «Странницы», волны обдавали женскую деревянную фигуру, что была вырезана на носовой части и когда-то казалась безмятежной, как луна, чей лик был безразличен к насильственному воздействию шторма.

Тринадцать других пассажиров собрались в трюме и держались за канаты, чтобы качка не разбросала их в стороны. Изекия Монтгомери, бизнесмен из Ливерпуля, держал масляную лампу, то же делал и кузнец Курт Рэндольф, имевший несчастье разделить смерть со всей своей семьей: женой и двумя дочерями — одна из которых едва выросла из пеленок. Также здесь присутствовал фермер Нобл Янс вместе со своей женой и маленьким сыном, а также родителями: матерью и одноногим отцом. Компанию несчастных дополнял юрист из Чарльз-Тауна Грэнтхем Брайерфилд — модник со звонким голосом, неимоверно спешивший достичь Лондона ради деловой встречи, поэтому он не стал дожидаться более надежного судна и сел на борт «Странницы». А также…

…а также в этой компании смертников присутствовал прусский граф Антон Маннергейм Дальгрен и его черноволосый чернобородый молодой спутник — молчаливый и решительно странный слуга, которого он называл Мэтью.

— Все пропало! — отчаянно выкрикнул священник этому сборищу бедолаг. — Роксли ударился головой и не сумеет ничего сделать, а капитан… совершенно бесполезен!

Словно насмехаясь над будущими покойниками, океан вновь поднял и опрокинул корабль. Море прорвалось внутрь через тысячу трещин в трюм, а канаты, за которые цеплялись люди, едва не вырвало из стены, что могло похоронить их всех в этом мокром Аду.

— Давайте помолимся! — сказала жена Рэндольфа, крепкая женщина, прижимающая к себе младенца свободной рукой, в то время как ее старшая дочь хваталась за толстое предплечье отца, стараясь удержаться. — Прошу, преподобный! Ведите нас в последний путь молитвой, и тогда хотя бы наши души и души наших детей будут спасены!

— Да, да! — согласился Феннинг, хотя последний насильственный подъем и спуск под постоянными морскими атаками с трудом позволял его голосу звучать достаточно уверенно. — Господь помилует наши души, если мы помолимся!