Свобода выбора фатальна

Совсем другие времена, сколько-то лет спустя – десять? пятнадцать? без разницы! – после событий того года, но отчего-то неспешность, затяги, растянутость, даже размытость, как при замедленной монтировке кадров с надоевшими стоп-сигналами и повторами. Совсем другие времена без Леры. Вот что успокоившийся Брагин старался забыть, как можно скорее, так это видение случайной встречи с Вахой, с холёным лицом «хозяина жизни», явно едущего нас новую ярмарку процветания, но по-прежнему в густой толпе телохранителей, в полупустом баре международного аэропорта Домодедово. Мгновенно пересеклись они взглядами, и также мгновенно разошлись в разные стороны: Ваха, вышедши из-за столика, прервав неожиданно свою трапезу, а Брагин – прочь от стойки, ничего не заказывая и не начиная трапезу. А в моделируемой фантазии Брагин мог бы вести совсем по-другому: услышавший от Вахи снисходительную остроту в свой адрес – типа, салют нереализованному гению, изобретательному ученому мерину – Брагина с помутнённым сознанием, потерей над собой контроля, смело с кулаками бросился на верзилу, успевши врезать тому за всё… В моделируемом фантомном видении Брагин знал, что со сломанным позвоночником ему ничего не светит в схватке с опасным соперником, в которым он не имел никаких шансов вообще – его бы прихлопнули, как комара на ладони, раздавили бы в два счета. Брагин в дополнение к своему фантомному фантазийному видению даже вставку делал: почему при случайной встрече с Вахой в аэропорту у него не оказалось инвалидной палки, что прописали ему врачи при трудностях движения без надежной опоры? Но Брагин почему-то стеснялся ходить «с палочкой», как старичок, давно приехавший с ярмарки юности и молодости. Но здесь бы палка для удара мстительного пригодилась бы. И продолжение фантазийного фантома, где Ваха не ожидающий такой неожиданной реакции «медицинского пациента» с палочкой или без палочки, поначалу сплоховал поначалу, получил пару нешуточных ударов в лицо, чувствительный тычок в нос, чтобы обязательно оттуда кровь хлынула, в подбородок, шею… Брагин даже умудрился бы свалить Ваху с ног, так сказать, «перевести в партер» опытного мастера ковра, попытался схватить того внизу за горло, стиснуть, придушить, перекрыть кислород задушить, как последнюю мразь… А дальше-то что «в партере» делать – убивать или мгновения ждать, чтобы телохранители тебя убили бы и покалечили… И в этой вопросительной фантомной паузе, в сознании Брагина возникал вариант компромисса с мафией – ведь мафия непобедима и неистребима! – мафиозный борец, внизу, «в партере», уже «на автомате» проводит свой фирменный борцовский мафиозный контрприем, сбрасывает с себя угрожающего ему Брагина… Пусть потом Брагину, в жутком стрессовом обмороке, могли бы просто на полу аэропорта сломать шею или окончательно раз и навсегда доломать позвоночник в жутких медвежьих объятьях борца-профессионала международного мафиозного класса и его головорезов. Где компромисс между сохранением жизни Брагина и решительным мстительным вызовом мафии, отмщением «хоть как-то» за Леру и себя? Ах, да, – увидеть на лице Вахи с разбитым носом постыдное публичное унижение… А жизнь Брагину пусть сохранят совершенно случайные люди, ожидавшие своего рейсов после прохождения паспортного и таможенного контроля, растащившие их в разные стороны… Пусть все же закончилось бы для Брагина не так мерзко и скверно, как могло б случиться в самом печальном варианте. Пусть отобьют Брагина добрые люди у озверевшего борца и его псов-телохранителей, – радоваться бы Брагину, что жив остался а он, не соображая, что делает, орал бы благим матом на подлеца Ваху, грозя ему всеми карами подлунного мира, всеми напастями этого и того света.

Потом Брагин всеми возможными и невозможными способами старался забыть эту мгновенную встречу и фантомную схватку с Вахой, те слова, что он орал бы, брызжа слюной, как сумасшедший, как угрожал и что-то требовал… А что требовать-то – вернуть Леру, прошлую жизнь, любовь?.. Даже вспоминая время от времени о том видении в аэропорту с Вахой, у Брагина перед глазами возникали воспаленные фиолетовые круги мучительного стресса и невыносимого отчаяния: и мафия непобедима, и он с переломанным позвоночником и двумя инфарктами миокарда сердца уже не тот для борьбы с тем же Вахой, с мафией, да и борьба с собой для нового интеллектуального и душевного прорыва в будущее. И всегда во время этих жутких воспоминаний царапала мозг иезуитская фраза злодея, сказанная с мерзкой презрительной улыбочкой в уголках губ: «Отдал бы флэшку, на которой все его программы и версии были записаны, отвалил бы в сторону вовремя, сам бы жил королем и гениальную девочку погибшую, разбившуюся о камни, сделал бы королевой жизни. Сам вынудил ее погибнуть с разорвавшимся сердцем… Сам, проклинаемый получил первый инфаркт перед новым очередным инфарктом…»