Свобода выбора фатальна

Укладывая нежно в постель в ее номере после морского купания, Брагин машинально подумал о том, что наверняка увидит её во сне вместе с другими лицами и событиями пятилетней давности. Самое смешное и удивительное, что Брагин только на лестнице вспомнил, что в номере Леры на соседней кровати находится Лерина коллега, также прибывшая на конференцию. Он ведь ещё сомневался на лестнице, куда нести её в свой полулюкс или в ее номер. Решение возникло мгновенно на развилке двух номеров: он внес Леру в её скромный двухместный номер номер, укрыл одеялом, пожелал «спокойной ночи» Лере и её не спавшей соседке с книгой в руках, и только в дверях спиной ощутил пронзающий взгляд ничего не понимающей дамы. Он щёлкнул выключателем у дверей, гася свет и спокойно произнёс: «Извините за беспокойство». Он знал, что купание голышом с Лерой в море, пронос её тела в номер через главную аллею санатория пробудило его воспоминания, которым он хотел предаться наедине с собой перед сном в своём номере.

Брагин поосторожничал в ущерб ночному комфорту Леры, не предложив ей переселиться в свой номер, только по одной причине – её спокойствия и безопасности. В их интеллектуальных играх с предопределением, в Печорина и Вулича, что-то изрядно напугало его. Выпавшая карта Дамы, вытащенная из колоды случайным образом, и подброшенная кверху, а сразу за этим проигрыш в «подкидного дурака» десяток раз, вместо того, чтобы развеселить его, моментально настроило на мрачную волну не фатального нелепого случая, а наоборот, фатального жёсткого предопределения. Выходит, им всего одну ночь и один день кантоваться здесь, а дальше надо мчать на перекладных неизвестно куда и неизвестно зачем. В Коктебель? А зачем в Коктебель? К своему предопределенному счастью или к ещё более опасному предопределению несчастья. Ведь нечто опасное и фатальное может случиться здесь, причем тогда, когда он может уснуть, а Лера окажется одна и беспомощной перед натиском инфернальных сил – а в их существовании и, более того, присутствии in situ (на месте) – он нисколько не сомневался. Пусть хоть эту ночь Лера будет в своём номере, с соседкой, такой же аспиранткой, «девицей на выданье», то есть с диссертационной работой на выходе. Какой-то внешний присмотр, какой-то неожиданный и в то же время закономерный и странный выбор удобств. Какой из него надёжный защитник ночью Леры сегодня после смертельной усталости от весёлых интеллектуальных и плотских игр.

И к тому же Брагин знал, что ему в течение ночи непременно надо вздремнуть всего на пару-тройку часов, за это время он успеет освежиться. И Лере надо вздремнуть и освежиться в соседнем номере. А ему до или после сна надо было многое вспомнить, о многом поразмыслить, хотя, знамо дело, эти ночные воспоминания и размышления – сродни прежним фантомам, залетевшим в сон – тоже будут подобно новым фантомам… Только неизвестно каким снам, светлым или кошмарным?.. Ведь все, что случилось потом: и его встреча с Лерой в Дивноморске, и его развод, и смерть его жены случится уже после Америки… Именно Америка закрутит спираль его жизни, судьбы так, что на новом витке дано ему будет вкусить не только радость научного рывка и свершений, но и ужас потрясений, потерь и вселенского зла… И светлым лучиком в кромешной мучительной ночи мелькнет чудесной образ девушки – «первой мисс», с которой жестокая судьба когда-то свела, потом нравоучительно разлучила, а недавно снова свела… Так что же тогда любопытного случилось там – однажды в Америке?..

Сначала что-то просвистело с драконовым шипением наверху над головами… Просвистело и прошипело так стремительно и так устрашающе, что он не успел даже мысленно вздрогнуть и осознать – что же такое произошло?..

А потом сверху по ушам ударила яростная звуковая волна, которую породил темно-синий «Фантом», почти чиркнувший по крышам прибережных строений своими треугольными крыльями. Шедшая впереди Брагина степенная супружеская чета пожилых японцев, которую он только что по их просьбе несколько раз сфотографировал их фирменным «Никоном» на фоне знаменитого пешеходного 39-го пирса Сан-Франциско, смешно присела на корточки, обхватив седенькие головки худенькими беспомощными ручонками. Словно перед ядерной бомбардировкой в Хиросиме.

Но через секунду-другую смятые ужасом туристы-японцы – глядишь, приехавшие во Фриско из Хиросимы или Нагасаки – вместе с ошалевшим от неожиданной звуковой волны Брагиным уже восторженно махали руками вслед сумасшедшему истребителю. Потому что всем утренним зевакам октябрьского Фриско, потрясенным невероятно низким полетом над их головами, улыбающийся летчик снисходительно и величаво, мол, знай наших наверху, несколько раз, с явной игрой на публику покачал своими синими треугольными крыльями.