Свободное падение

Из этого проистекало неуважение к закону. К закону, к обычаям, к тому, как принято себя вести, – вообще ко всему. Важно то, сколько вас и как вы себя поставите. Остальное не важно. В республике никто из родителей не учил своих детей, что драться, к примеру, нехорошо или что если ты куда-то приехал – то надо быть как все. Как ты себя поставишь – так и будешь. Они вообще мало знали про закон. Знали, что, если ты кого-то изобьешь сильно, могут быть проблемы с родственниками, а если убьешь – будет месть. Но если убьешь русского – надо заплатить ментам, и все. Или диаспора просто так отмажет. Неизвестно, где обучались уважению к закону русские… да нигде, наверное. Уважали бы закон, не давали бы взятки на каждом шагу. Но для русского не уважать закон – значит давать взятки гаишникам, не платить положенные налоги и перестраивать квартиру без разрешения, а для них, молодых волчат, неуважение к закону – это пырнуть кого-то ножом. Потому, что они уважали силу так же, как русисты уважали деньги. Разница в том, что они уважали, была принципиальной, неустранимой и делала совместную жизнь почти невозможной. Москва и русские уважали деньги, у них был культ денег. Кавказ уважал силу, у них был культ силы.

«Все куплю», – сказало злато. «Все возьму», – сказал булат.

Второе, что отличало этих пацанов, – неуважение к труду.

Нет, в республике, конечно, трудились, не без этого. Просто примеров того, как кто-то вышел в люди трудом, не было. Все знали, что у мента там-то есть дом, и все потому, что он берет. Собирает взятки на дорогах, или отмазывает от уголовных дел, или возбуждает уголовные дела на предпринимателей, а потом за взятку закрывает, а то и флешки пишет.[42] Все знали, что у такого-то чиновника там-то дом, и это потому, что он тоже брал, и берет, и будет брать. Они знали, что все крупные бизнесы в республике принадлежат либо общинам, либо представителям власти. Безработных было огромное количество, некоторые семьи были поголовно инвалидами и получали пособие по инвалидности, часть его отдавая врачам – за липовые справки об инвалидности. Если же работать, то работу можно было найти самую черную и за копейки. Или можно было уехать в Москву и там творить, что хочешь.

Неуважение к труду и к правде выливалось и в неуважение к своей земле и к своему народу. Нельзя было сказать, что Махачкала и ее пацанские кампании были реакторами ваххабизма – скорее, они были реакторами отмороженных на всю голову манкуртов, не помнящих родства. Выселялись единицы, обычно из сельской местности, там больше верили. Для остальных вершиной жизненного пути было – уехать. Те, кому повезло, уезжали в Турцию, в Дубаи, кто-то даже в Америку. Кому меньше повезло – в Москву или просто – в Россию. Русских не ненавидели, и уехать в Россию не считалось чем-то зазорным – ненавидеть Россию и русских было так же глупо, как волку ненавидеть овчарню и овец в ней. Рассказы о том, как кто-то все здесь продал, уехал, купил дом в Дубаи и там живет, передавались из уст в уста.

Вот как-то так и жили.

Он ходил в школу, и когда закончил ее, тогда началось все это. В Москве начались беспорядки, и в Махачкале сразу стало неспокойно. Нет, не из-за того, что кто-то в Махачкале разделял взгляды митингующих – если бы кто-то спросил здесь, в Махачкале, об отношении к митингующим в Москве, сказали бы – у… и конченые. Большую часть из того, что говорили на московских митингах, здесь даже не понимали. Но все в Махачкале или почти все поняли, что совсем недавно стальная хватка русского государства слабнет. Или может вот-вот ослабнуть.

Потом в Москве началось… и тут же полыхнуло и тут. Не могло не полыхнуть.

Первым делом захватили власть. Кое-где в горных районах вырезали милицию, но большей частью милиция примкнула к национальным кланам, моментально образовав отряды боевиков. Кое-где сунувшихся ваххабитов уничтожили огнем в упор, а сдавшихся или попавших в плен ранеными раздавили машинами или сожгли. Ваххабиты в это время силой еще не были – слишком жестко русские «пропололи поляну». Да и что джамаат, даже хороший, может сделать с бандой бывших сотрудников полиции, усиленных БТРами и не признающих никакой закон, кроме слова «отца» национального или криминального клана. Да еще, если кроме полиции в этом клане сотни вооруженных мужиков, которые если не достанут тебя в твоем лесу – найдут и вырежут родственников.