Свободное падение

Зайдя в туалет, Стах влажными салфетками вытер от крови руку. Наложил поверх промокшего бинта кучу салфеток, перетянул купленным в магазине скотчем. Вернулся к машине с бутылкой водки и батоном. Попытался переставить пакет с покупками в левую руку, чтобы правой дотянуться до двери тягача, но вдруг завертелся в тёмном круговороте.

Нашёл он себя лежащим у бордюра. Седой дальнобойщик брызгал ему в лицо водой из пластиковой бутылки, молодой – расстёгивал куртку.

– Всё хорошо, мужики, – неверным жестом отстраняя от себя руку молодого водителя, Стах попытался подняться, но не смог.

Пришлось всё-таки прибегнуть к помощи. Встав на ноги, отряхнул джинсы и, понимая, что врать дальше бесполезно, негромко сказал:

– У вас проблем не будет. В Зареченске на объездной кладбище есть, там сойду.

– А Парамоновка? – спросил молодой.

– Всё по порядку, – ответил Стах. – Водка цела?

– Цела… – Парень поставил пакет на сидение, полез в кабину. – Кто там у тебя?

– Друг. – Осторожно, чтобы не напрягать простреленную мышцу, Стах полез вслед за ним. – В Афгане погиб.

– В больничку бы тебе для начала.

– Успеется. – Стах захлопнул дверь, устало прислонился виском к стеклу.

До Зареченска доехали молча. Солнце стояло низко над горизонтом, сеясь сквозь игольчатое сито хвои, окутывая золотистыми облаками сосны, блестя в стеклянных боковинах автобусной остановки. Перетекая из окна в окно по стоящим у объездной дороги многоэтажкам, оно сверкало порой до слепоты, но, не радовало, а лишь сильнее подчёркивало чуждость всего того, что было за автомобильным стеклом, о которое плющился висок Стаха. Между двумя мирами, как между двумя сообщающимися сосудами пережали трубку. Пережали в том самом месте, где Стах рассеяно тёр пальцами, сунув под куртку руку.

Потянулся сектор частной застройки. Фура остановилась рядом с шиномонтажной мастерской, в двадцати шагах от которой находился вход на кладбище. Стах полез в карман за деньгами.

– Не надо, – остановил его седой, выпрыгивая из кабины.

Стах пожал плечами, покачиваясь, вышел. Пока он ковылял к воротам кладбища, водители сняли запаску. Молодой покатил её к шиномонтажке, сдал мастерам. Уже у входа на кладбище у Стаха снова потемнело в глазах, – роняя с плеча сумку, схватился за створку ворот.

Прикуривая, молодой дальнобойщик исподлобья глянул ему в спину.

– Блин! Дался на нашу голову. – Вернув седому зажигалку, парень поспешил Стаху на помощь.

И опять Стах неловко отстранял его руки.

– Всё-всё! Я в норме.

Выпрямился, вошёл в ворота. Опасаясь, что он снова свалится, водитель неуверенно шагнул вслед за ним.

– Уверен, что тебе не надо в больницу?

– Уверен. – Стах растерянно оглянулся по сторонам. – Ни хрена не узнаю. Тесно здесь как-то стало, – подняв руку, привлёк внимание старика, который неподалёку охапками перекладывал жёлтые палые листья из высокой кучи в тачку. – Слышь, отец! Афганец тут у вас лежит, Михайлов фамилия. Где-то здесь с левой стороны.

– Колька? Михайлов? – Разогнул спину старик. – Да вот же, в двух шагах стоите.

И вправду – два шага, а не узнать: оградку укрыла тень неизвестно когда выросшего каштана, покосившийся памятник от этого сделался ещё меньше. Могила хоть и засыпана листьями, а ухожена: оградка покрашена, бурьянов не видно. Значит, жива ещё Зинаида Петровна.

Стах вынул из пакета бутылку водки, батон, два пластиковых стакана. Наполнив водкой стаканчик, поставил его на могилу, прикрыл ломтём батона. Второй стакан примял пальцами с боков так, что водка хлестнула через край. Некоторое время стоял, склонив голову, потом молча выпил.

Водитель опёрся руками на оградку, неотрывно глядя на памятник.

– Ты за руль скоро? – Оглянулся Стах, кривясь от водки и тылом ладони утирая губы. – Помяни Кольку.

Парень отрицательно покачал головой, но вышло это у него как-то нерешительно. Несколько секунд он в раздумье сжимал и разжимал губы, будто решал трудную задачу и, когда Стах потеряв к нему интерес, согнулся, разметая вправо и влево листья с каменной плиты, махнул рукой.

– Ладно, наливай! Только символически. Помянуть солдата – дело святое.

Парень вошёл в оградку, осторожно взял хлипкий стаканчик. Опустив глаза, выдержал паузу.

– Вечная память тебе, Колян! – Залпом выпил, отщипнул крохотный кусочек от протянутого ему батона.

Стах оглянулся на старика.

– Зайди, отец, помяни Кольку.

Старик охотно зашёл в оградку.

– Кольку помню хорошо. Я у него учителем физкультуры был. Лучше него стометровку никто не бегал. – Старик взял суетливыми неосторожными пальцами стаканчик, пробормотал положенные в таких случаях слова, выпил. Дрожащей ладонью утёр растёкшуюся по седой щетине водку. – Теперь и я вот здесь обитаю. А что в городе делать? Улицы, дома – старые остались, а город – чужой. Не мой город, хотя всю жизнь в нём и прожил. Друзья все здесь – по разным углам лежат. Дети разъехались, ученики тоже. Тех, кто подрос, уже не знаю. Я в городе чужой, а здесь все свои.