Свободное владение Фарнхэма

«Мы, белые в этой стране, склонны недооценивать черных – во всяком случае, я склонен, – потому что видим их вне их культурного наследия. У тех, кого мы знаем, была их собственная культура, она была отнята десяток поколений назад и заменена рабской псевдокультурой, навязанной им силой. Мы забываем, что у черных была собственная культура, более древняя, чем наша, с более стойкой основой, так как опиралась она на человеческие способности и силу духа, а не на дешевые фокусы механических гаджетов. Но это суровая, жестокая культура, без сентиментальной озабоченности судьбой слабых и неприспособленных, и она никогда полностью не исчезает».

Таким образом, предвзятое отношение Арчи испытывает лишь к своим чернокожим согражданам, к их местной субкультуре, оно не распространяется на черную расу как таковую. По существу абсолютно правильно, но исполнено крайне неуклюже – Хайнлайну, для того чтобы разграничить отношение к определенной культуре и отношение к расе, приходится противопоставить неких (выдуманных) «настоящих негров», никогда не знавших рабства, потомкам американских рабов, признавая их тем самым какими-то «ущербными неграми». Ни в те годы, ни много позже Хайнлайн не встречал «настоящих негров», но Ройс Уортингтон должен был существовать, потому что так было правильно. Маленькая фантазия во имя большой правды.

Заявление о рабской псевдокультуре «афроамериканцев», по-видимому, отражает собственные мысли автора – в его произведениях практически не встречается архетипичная фигура «Дядюшки Тома» или его урбанизированных отпрысков. Чернокожие персонажи в его романах либо безликие и безмолвные фигуры, либо выходцы из других частей света – Хайнлайн словно стыдится изображать своих чернокожих сограждан такими, какими он их видел, потому что это было бы неправильно

. Маленькое умолчание во имя большой правды.

Я уже говорил о методе расовой провокации, который Хайнлайн активно применял в более поздних вещах. (Возможно, слово «провокация» звучит слишком резко для уха… ну, можете называть это «расовыми пасхалками», например.) Направленный на утверждение толерантности (или на то, чтобы читатель обнаружил свою степень нетолерантности), этот метод содержит один изъян и, возможно, свидетельствует о серьезных проблемах в мировоззрении автора. На самом деле подобная провокация не может сработать без определенной подтасовки. Вот в чем она заключается: ни один из «расово-неопределенных» персонажей не обладает культурной идентичностью, точнее, все они показаны представителями усредненной, дистиллированной «западной» культуры. В противном случае читатель успел бы распознать его национальность/расу по характерным меткам до погружения в образ и отождествления, и тогда провокация не состоялась бы. (Если присмотреться, Хайнлайн первого и второго периодов вообще редко наделял персонажей контрастными культурными маркерами – он писал либо о WASP[27], либо об отдаленном будущем, где все культуры слились в «усредненную западную». Ближе к концу ювенильного периода он использовал культурные различия для того, чтобы сталкивать между собой «прогрессивную» и «консервативную» культуры, либо для того, чтобы создать комический/сатирический эффект. Но настоящее культурное многообразие – в нынешнем понимании этого термина – появляется в его романах только начиная с 60-х.) Таким образом, приходится констатировать, что все «цветные» персонажи Хайнлайна, введенные им в качестве «расовых пасхалок», на самом деле поддельные, это обычные белые с раскрашенными лицами, в чистом виде «блекфейс», как это сейчас называется. И это откровенная ложь во имя большой правды.

Наиболее отчетливо отражает упрощенное понимание Хайнлайном расизма история Лоренцо Смайта в «Двойной звезде». Смайт – карикатурно-безобидный бытовой расист, хотя сам он себя таковым не считает.

«Терпеть не могу марсиан. Почему твари, похожие на пенек в тропическом шлеме, должны иметь те же права, что и нормальные люди? Мне было неприятно видеть, как они выпускают эти свои псевдоподии, – будто змеи из нор выползают. И мне не нравилось, что смотрят они сразу во все стороны, не поворачивая головы, – если, конечно, можно назвать это головой! И я терпеть не могу их запах

.

Нет, вы не думайте, никто не смеет сказать, будто я – расист. Плевать мне, какого человек цвета и кому молится. Но то – человек! А марсиане… Не звери даже, а не разбери что! Лучше уж дикого кабана рядом терпеть. И то, что их наравне с людьми пускают в рестораны, всегда возмущало меня до глубины души. Однако на этот счет есть договор; хочешь не хочешь – подчиняйся».

Его фобия по отношению к марсианам, как выясняет доктор, имеет четкое физиологическое происхождение и вылечивается за несколько сеансов гипнотерапии. И это показательный пример. Писатель видел в расизме в первую очередь биологическую проблему, а вовсе не социальную.