Кажется, что все вокруг меня исчезает. Все, что я вижу, все, что я чувствую, — это она, ее ложь, обхватывающая мое горло, затягивающая, перехватывающая дыхание.
Мышцы на моей челюсти напрягаются.
— Тебе конечно лучше не знать, но раз уж ты лучшая подруга этой сучки, я тебе расскажу. Короче говоря, сначала она притворно поревела, потом соблазнила меня, мы потрахались и она задвинула мне историю про то, как мой отец изменял моей маме с ее мамой.
Глаза Германа расширяются.
— Ээээ тише… Тише, — он делает паузу. — Ты трахнул ее? Как это было?
Потрясающе. Сенсационно. Сногсшибательно. Фантастично. Вот как это было.
Внезапно в нем разгорается интерес. Конечно, ему очень интересно каково это — трахать ее, а должно быть интересно, что делать дальше, как мне помочь.
— Все было просто замечательно, пока она не открыла рот.
Я стараюсь говорить незаинтересованно.
Герман пожимает плечами.
— И так каждый раз. Ты трахаешь их, это классно, ты спускаешь напряжение, а потом они открывают рот, и вдруг оказывается, что оно того не стоило.
— Теперь я не знаю что мне делать, — рычу я. В груди все сжимается, мне нужно что-нибудь, чтобы притупить боль, которая поселилась в ней. — Слушай, мне нужно успокоиться, переключится и лишь только потом возвращаться домой. Сейчас я сам себе не доверяю, мне будет лучше, если я побуду вдали от нее, так что давай напьемся в стельку или можем обсудить девушку, про которую тебе говорил отец.
Говорю, заинтересованно приподняв бровь, зная, что если он не рассказал о ней мне раньше, то и сейчас не станет, но это заставит его шевелить задницей.
— Ни слова больше — он ударяет меня в плечо, но я даже не чувствую этого, быстро разворачивается и начинает идти в направлении отцовского бара. — Пойдем, запьем твои печали, — говорит он через плечо со знающей ухмылкой, и мне кажется, что я уже чувствую себя лучше.
Лера и ее ложь становятся далекими воспоминаниями, пока я заливаюсь огромными дозами алкоголя.
Глава двадцать восьмая
Она…
Он так и не вернулся домой. Так и не дал о себе знать. Прошло уже больше двух суток, а я до сих пор ничего о нем не слышала. Я много раз пыталась дозвониться ему, но его телефон все время был вне зоны.
Меня начинают посещать мысли, а не пожалел ли он о том, что мы сделали, может быть, поэтому он не вернулся домой. Часть меня надеется, что он не жалеет о произошедшем, но я не глупая. Я знаю, что все, что происходит между нами, не является чем-то серьезным, я смирилась с этим фактом. Скорее всего, я стану просто еще одной зарубкой на его кровати. Но это не значит, что он должен не возвращаться домой.
В конце концов, это его дом. А я всего лишь нежеланный гость.
— Уходишь на занятия? — спрашивает мама, когда я вхожу в ней на кухню.
— Да. Сегодня буду дома поздно, мы с другом договорились сходить в кафе после пар, — говорю я, наливая кофе который сварила мама.
В последнее время моя мама стала слишком приветлива, они с дядей Сашей даже не заметили изменений в моем отношении к ним, и их почему-то совершенно не волновало, что Костя не появляется дома.
— Хорошо, милая, — улыбается она мне. — А, и еще чуть не забыла, Сашка сказал, что хочет поговорить с тобой о чем-то, так что когда вернешься, найди его. Не знаю, что он там от тебя хочет, но скорее всего, ничего особенного.
Она хихикает, как влюбленный подросток.
— Конечно.
Я краснею, гадая, о чем, черт возьми, ему может понадобиться поговорить со мной. Она больше ничего не говорит и с присущем ей беззаботным видом выпархивает из кухни.
Вот как можно было даже не поинтересоваться у мужа, о чем он хочет поговорить со мной?
Я успокаиваю себя, говорю себе, что это потому, что она занята или погружена в свои мысли, но я не могу продолжать оправдывать ее.
Я думала, что после ее признания за обедом в торговом центре ее отношение ко мне изменится, но если она продолжает вести себя так, будто ей все равно, то это, вероятно, потому, что ей действительно на меня глубоко наплевать.
Перекинув сумочку через плечо, я беру свой кофе, выхожу из дома, сегодня я решила прогуляться и дойти до универа пешком.
Весь день, я изо всех сил стараюсь продержаться до конца занятий, не думая о Косте, но это практически невозможно. Когда я замечаю Германа, стоящего возле входа в один из корпусов, и двух девушек, разговаривающих с ним, я ухватываюсь за эту возможность и решаю спросить его, не знает ли он, где сейчас Костя.
Наверное мне должно быть все равно, но я не могу так. Меня это волнует гораздо больше, чем я готова себе в этом признаться.
— Гер, — зову я его, сокращая расстояние между нами.
Его глаза поднимаются на мои, в них отражается безразличие.
— Привет, как дела?
Его тон холоден и непринужден или он пытается уверить в этом меня.
Что-то не так.
Две девушки, с которыми он разговаривал несколько секунд назад, недовольно ворчат и постукивают каблуками от недовольства, требуя его полного внимания.
Кто вообще ходит на таких высоченных шпильках на учебу?