Сводный Тиран

Я откидываюсь на ее кровать, ожидая ее возвращения, но через несколько минут любопытство берет верх, и я встаю, чтобы поискать ее. Я осматриваю кухню, гостиную и даже двор, но нигде ее не вижу. Может, она ушла? Хотя она не взяла с собой ни кошелек, ни ключи, когда выходила из спальни.

Вздохнув от разочарования, я говорю себе, что она, скорее всего, прячется от меня. Я уже готов взять ключи и направиться к Герману, когда слышу голоса, они слабые, но доносятся через дом, как тихий порыв ветра, проникающий в открытую форточку. Кажется, что они доносятся из кабинета моего отца, расположенного дальше по коридору.

Голос Леры влетает в мои уши, он мягкий, неуверенный и по какой-то странной причине цепляет меня за душу. Моя челюсть напрягается, а сердце бешено колотится глубоко в груди. Я знаю, что не должен этого делать, что мне следует действовать в соответствии со своими планами, но я не могу. Что-то заставляет меня идти по коридору, как будто я должен услышать, что она говорит. Остановившись в нескольких сантиметрах от двери, я прислоняюсь к стене.

Дверь не закрыта до конца, что позволяет мне отчетливо слышать их разговор.

— Я не понимаю, почему вы не можете сказать Косте правду. Это было очень давно, и с тех пор все так изменилось. Пожалуйста, просто скажи ему как было на самом деле.

Растроганный голос Леры доносится до моих ушей.

— Я ничего ему не скажу.

Раздается голос отца.

— Он винит меня. Он ненавидит меня за это, — тихо признается Лера.

Конечно, я виню ее… она лгунья…она разрушила нашу крепкую семью…выставила меня вором.

— Ну, это потому, что это действительно твоя вина. Какой ребенок в таком возрасте приходит в комнату родителей посреди ночи? Если бы ты не пробралась туда… если бы ты осталась в своей комнате…

Мой отец прерывается.

— Я понимаю, но это была лишь глупая игра, и да, я должна был уже спать той ночью, но вы не можете перекладывать вину за то, что случилось, на меня.

— Конечно, могу, ведь это ты рассказала своему отцу. Если бы ты держала язык за зубами, мне не пришлось бы врать своему сыну. Как я вижу, во всем этом есть и твоя вина.

Я моргаю, воздух замирает в моих легких, и на мгновение я задумываюсь, реально ли это. Или это все какой-то кошмар. Неужели он солгал мне?

— Это у вас были шуры-муры, — огрызается Лера, и я слышу, как мой отец хлопает чем-то по столу.

— Ты больше никогда не будешь об этом вспоминать. С этого момента ты будешь держать язык за зубами о том, что видела той ночью, или ты вместе с матерью вылетишь отсюда пинком под зад, будете последний хуй без соли доедать. На улице. Без гроша в кармане. Ты меня поняла?

Голос моего отца гремит по комнате, и я чувствую себя так, будто меня только что с ног до головы облили говном.

— Замечательно, — говорит Лера, ее голос дрожит, как будто она близка к тому, чтобы заплакать.

Я не могу дышать. Я не могу пошевелиться. Я блядь ничего не могу сделать, настолько сильно меня ошарашило услышанное. Мгновение спустя дверь кабинета открывается, и оттуда выходит Лера, ее голова низко опущена, глаза устремлены в пол.

Она шагает в мою сторону, но замечает только тогда, когда почти налетает на меня. Я хочу, чтобы она ударила меня, причинила мне боль, ранила меня своими словами, сделала все то, что я сделал с ней. Я долбаный мудак, и я не сомневаюсь, что теперь она меня ненавидит. Все это время она говорила правду… она говорила правду, а мой отец подло лгал. И продолжает лгать.

Она поднимает голову, и наши глаза встречаются. Я смотрю в ее наполненные слезами глубокие голубые глаза и забываю, как дышать.

В груди болит. Я подвел ее.

Глава тридцать четвертая

Она…

Он все слышал. Я вижу, что это написано на его шокированном лице. Оторопь, стыд, вина. Он наконец-то верит мне… но уже слишком поздно. Я не думаю, что смогу простить его за то, что он сделал. Ему требовалось услышать правду от его отца, а не от меня, чтобы он поверил в нее. Как мне отпустить такое? И к тому же, для него не было чем-то особенным то, что между нами было. Он просто использовал меня, мое тело, издевался, причинял боль, в то время как мое сердце обливалось кровью из-за мальчика, о котором я заботилась, мальчика, который был настолько близок.

— Лер, — шепчет он, его голос мрачный и сожалеющий. — Мне очень жаль, очень жаль.

Я качаю головой, слезы катятся по моим щекам. Слишком поздно для сожалений. Слишком поздно.

— Ты был мне нужен, Костя. Мне нужно было, чтобы ты поверил мне, но нет, а когда я нуждалась в тебе больше всего, ты отвернулся от меня. Когда я была подавлена и думала, что хуже уже быть не может, ты сделал все, чтобы это хуже наступило.

Из моего горла вырывается рыдание, и кажется, что сердце сейчас разорвется. Не знаю, что делать… не знаю. Проталкиваясь мимо него, я бегу через дом, хватаю свою сумочку со столика у входа и выбегаю на крыльцо. Слышу, как где-то внутри дома разбивается стекло, а затем раздается крик Кости в адрес своего отца.

Если бы он просто поверил мне несколько дней назад. Если бы он поверил мне, я бы простила его, но сейчас? Слишком поздно.