Кстати, когда стояла с сигаретой у окна, мне показалось, что внизу припаркована машина Змея. В темноте номер не рассмотрела, но похоже на его… Порш? Я плохо разбираюсь в марках и моделях, Порш — единственное, что пришло на ум.
Но потом подумала, что ему тут делать? Просто похожая тачка, вот и всё.
Съедаю шоколадную конфету, чтобы отбить неприятный вкус и ложусь в постель. Завтра последний урок вальса. Послезавтра свадьба. Опозоримся? Завтра Змеевский у меня будет до ночи вальсировать, пока не научится правильно переставлять ноги.
Утром в студчате староста сообщает, что препод по русской литературе заболел. Идти в институт не нужно, и это хорошо. Мама тоже дома, к ней с самого утра придет косметолог и начнется: пилинг, шоколадное обертывание, маски, эпиляция и прочее. Будут готовить её к завтрашнему дню. Честно, не понимаю, к чему столько возни ради похода в загс. Без эпиляции туда не пустят что ли?
Косметологу удалось уговорить меня на тканевую маску. Накладываю на лицо скользкую фигню и жду.
Звонок в дверь. Кто откроет? Ну конечно же я, мама как конфетка в шоколаде лежит.
Открываю двери и вижу Змеевского. Он видит меня в масочке и отшатывается.
— Ты кто? Джейсон Вурхиз? — прикалывается.
— Сам ты Вурхиз.
— Элька, ты?? Ну, слава богу.
— Чё пришёл?
— Приехал за тобой. У Гриши сегодня выходной.
Он в черных брюках и белоснежной футболке-поло. Чертовски идёт ему черное и белое. Прямо красавэц!
— Я ещё не готова. Договаривались же на два!
— Не вопрос! Подожду. Можно войти?
— Ну, заходи, — сторонюсь.
Змей входит в гостиную и прислушивается. Из маминой спальни доносится музыка-релакс.
— Оксана Александровна дома?
— Ага, только туда лучше не заходить. У нее косметические процедуры. Хочет на своей свадьбе сиять.
— Как у вас, женщин, всё сложно.
Устраивает свою мощную тушку на диване и хватает со столика журнал. Листает страницы со скучающим выражением лица.
— Я пошла одеваться, — говорю.
— Угу. Давай.
Снимаю халат и в одном белье перебираю одежду. Что бы такое подойдет для вальса? Как-то в джинсах не комильфо танцевать. Даже Артем вон принарядился сегодня.
— Я же говорил, что где-то тебя уже видел, — вламывается ко мне Змеевский. В руке журнал, в журнале — да, там я.
— Я вообще-то переодеваюсь! — злобно сверкаю очами. Обнаглел!
Хватаю халат и закрываюсь им.
— А вдруг я тут совсем голая??
— Как-нибудь бы это пережил, — ухмыляется.
— Ах ты гад! Уходи.
— Не, подожди. Откуда ты в журнале нарисовалась?
Рассматривает картинку, где я рекламирую школьную форму.
— У маминой подруги модельное агентство, попросили помочь, — вздыхаю, понимая, что он не отвяжется, пока не получит ответ.
— Круто. Будущая училка в школьной форме.
— Мне тут семнадцать! А теперь — проваливай. Если не хочешь, чтобы я отшлепала тебя этим журналом.
— Отшлёпала? Мм, звучит.
— Извращенец, — закатываю глаза.
— Вообще ни разу. Предпочитаю классику.
— Мне-то зачем это знать?
Вместо ответа подмигивает мне и наконец сваливает. Вот козлище!
Глава 16
О боже, Змеевский сегодня в ударе! Он нормально вальсирует. Даже Андрей нами доволен:
— Молодцы, ребята! Наконец-то между вами разгорелась страсть.
Не, не, какая страсть? О чем он? Просто Артем взялся за ум, чтобы не опозорить отца.
Два часа без перерыва мы танцевали, и Змей даже не вредничал. Потом Андрей ушел, и мы остались одни в большом зале. Чувствую боль в ногах и присаживаюсь на кресло.
— Что, что такое? — спрашивает Артем.
— Кажется, я стёрла ноги в кровь, — снимаю туфлю и вижу… Господи…
— Ты что, ничего не чувствовала? — присвистывает.
Чувствовала только его руки, и его запах, и дыхание. И больше ничего.
— Сиди, сейчас принесу пластырь. Вот дурында.
— Попрошу без оскорблений, — поджимаю губы.
— А как ещё тебя назвать? Отличницей — умри, но сделай?
— Я правда не ощущала боль.
Качает головой и уходит. Возвращается с перекисью и пластырем.
— Лечить тебя буду.
Присаживается на корточки возле моих ног и заливает раны жидкостью.
— Ай, сссххх.
— Больно? — спрашивает участливо.
— Немножко.
Клеит пластырь и натягивает на мои ноги белые спортивные носки.
— Это еще зачем? — удивляюсь.
— Держи голову холодной, а ноги теплыми. Носки новые ни разу ни надёванные. Или ты хочешь туфли обуть?
— О нет. Как же я завтра буду вальсировать с мозолями. Блииин!
Реально расстраиваюсь. Через боль?
— До свадьбы доживет, — говорит шутливо.
— Она завтра.
— Хочешь, скажу отцу, что мы не сможем? Из-за меня.
— Нет, конечно, не хочу. Потерплю, не кисейная барышня. Пластырь наклею и вперед.
— Отчаянная девочка.
— А то. Ладно, поеду домой, — беру свою сумку.
— Стой, не хочешь в нарды поиграть?
— Я не умею, — пожимаю плечами.
— Я научу.
— Как-нибудь потом. Я маме сейчас нужна дома.
Просто не хочу оставаться с ним наедине — вот и всё. Неловко мне, не знаю, о чём с ним беседовать. Могу только огрызаться. А по нормальному не могу. Хотя он местами ведет себя не как козёл, а довольно милый парень, всё равно… Бесит эта двойственность.
— Пойдем, выдам тебе свои кроссы.
— Зачем кроссы?
— В носках поедешь?
— Я же в твоих утону. Размерчик не тот.
— Зато не будут жать.