Свое время

На тележке разоренный натюрморт с опрокинутой набок блестящей инопланетной крышкой, темной бутылкой и бокалами с остатками вина, двумя одинокими суши и рассыпанными зернышками риса на узкой плетенке, и в этом разорении проглядывает что-то от пышности классических голландцев, если б они имели представление о японской кухне и остановленном времени. Пускай так и будет, ничего не нужно убирать и трогать, да это и невозможно. Точка невозврата пройдена, мы отделились, отпочковались от остального мира настолько, что ему уже не присоединить нас, не поглотить, не присвоить — для этого ему пришлось бы тоже замедлиться, синхронизируясь с нами, а мир, чрезмерно дорожа своими запредельными скоростями, на такое не пойдет никогда.

Мы счастливы. Мы останемся вместе в этом чудном мгновении, не отпустим его, не упустим, не потеряем. Мы победили и приручили наше время, а значит — никогда не расстанемся, никогда не состаримся и никогда не умрем.

— …Ты знаешь, Веруська, а я ведь однажды умер. Не так давно, после премьеры «Тевье-молочника» в десятом году. Отыграл, вышел на поклон, еще какая-то девочка молоденькая тюльпаны подарила, — а потом упал за кулисами и умер. По-настоящему, на пять с половиной минут. Это мне потом сказали, и я поверил, врать же не будут, аппаратура, таймеры. А на самом деле оно было… как бы тебе объяснить… не долго, не мгновенно — никак. Нет, ни темного коридора тебе, ни нарезки семейных фотографий, ни толпы мертвецов, ни всей этой прочей лабуды. Я просто выпал из времени. Вообще, совсем, и рассказать невозможно, тут другая грамматика нужна, другие глаголы…

— Сережа? Ты болен, сердце?..

— Я здоров как бык! Откачали же, больного бы не откачали. «Тевье», кстати, восстановили, играем до сих пор… Но я теперь все знаю про время. Оно ведь совсем не то, что кажется. Я потому и в политику пошел, все еще спрашивали: неужели времени не жалко? А нечего его жалеть. Ему наша жалость до… Ладно, ладно, Веруська, гусары молчат. Время — с ним нетрудно на самом деле. Я и тебя научу.

— Зачем?

— Чтобы и ты могла, глупенькая. Для этого не обязательно умирать.

— Но я же с тобой. И уже всегда.

— Моя хорошая… смешная… Конечно же всегда…

Еще одно неточное, чуть-чуть, на волос, неправильное слово. Но других все равно не придумали в нашем несовершенном, заточенном под зыбкие временные категории языке.

Их вовсе не нужно, никаких слов.

Завершился международный литературный фестиваль, одно из самых громких и масштабных событий культурной жизни страны. В этом году в фестивале приняли участие поэты и прозаики из семнадцати стран, на разных площадках города прошло более трех сотен различных мероприятий. Совместно с фестивалем традиционно состоялась книжная ярмарка, участниками которой стали многие отечественные и зарубежные ведущие и малые издательства.

Вип-гость фестиваля Андрей Маркович, об исчезновении которого мы информировали вас в предыдущих выпусках, объявлен в международный розыск.

— Слушаю. Молния.

Приказы по мобиле всегда отдают очень коротко, ставят задачу самыми простыми и однозначными словами; но я напряжен до судорог в пальцах, до рези в паху и двойных контуров перед глазами. Не упустить, запомнить четко, ничего не исказив, не переиначив на старте: любая погрешность дальше пойдет нарастать, набирать обороты, заведет хрен знает куда, и тогда — всё. Не оправдать оказанного мне доверия я не имею права ни в коем случае.

Почему — именно мне? Только потому, что я оказался ближе всех, на краю гостевой зоны, остановился поржать с дерущихся девок? А если б не остановился, ликвидировал конфликт на опережение, то есть в точности исполнил свой долг и помчался дальше — они позвонили бы другому?

Мне хочется верить, что это не так. Они выбрали меня, потому что я лучший. Потому что меня продолжали отслеживать, простого ликвидатора, изначально предназначив для важной спецоперации. Потому что за меня поручился Гром.

Осталось четыре секунды, мои, ликвидаторские. Три. Две…

Разница оглушительна, я и не думал. По сравнению с коммунальным временем любое рабочее летит вперед, оставляя весь мир копошиться и ползать — но спецохранное время!.. Вскипает кровь, выстреливают залпом нервные импульсы, гормоны взрываются вспышкой эйфории; я знаю, что это всего лишь побочный эффект ускорения, я должен сохранять трезвость разума, держать себя в руках — но не могу. Лыблюсь, как идиот. Тянусь вверх, расправляю плечи, дышу быстро-быстро и неглубоко, как нас учили, чтобы насытить кислородом ускоряющийся организм, — и ловлю кайф. Если они сейчас видят меня, то, наверное, уже успели сто раз пожалеть о том, что дали спецзадание такому кретину.

Заново проговорить про себя. Значит, гость. Вип-гость, как они это называют. Его надо встретить и вести. Вроде бы обычная задача, вип-гостей всегда ведут ликвидаторы, да и за внестатусными гостями мы обязаны присматривать: один коммунальный наезд, не ликвидированный вовремя конфликт — и гость уже не захочет остаться, а это позор для Мира-коммуны и личная вина прикрепленного ликвидатора, смотри пункт восемнадцать дробь шесть.