Свои чужие люди

– У меня нет таких денег.

– Виктор Васильевич, ну какие деньги? Речь идет о жизни ребенка! Да Анна меня выгонит, если я даже заикнусь о деньгах. Кстати, сейчас у нее живет еще один мальчик, почти ровесник Степы. Он сын ее подруги Софьи Риттер[7], которая сейчас лежит на сохранении в клинике. Им двоим будет нескучно. Соглашайтесь.

– Спасибо.

«Ольга, Ольга, что же ты сделала со своей жизнью? Как ты, дочь простого армейского офицера, оказалась рядом с такими людьми? Чья в этом вина? Что было бы с тобой, не откажись я тогда от тебя? Я виноват, я! Права была Зоя, обвиняя меня в том, что случилось. Нельзя детей бросать. Никогда. Какими бы они ни были. Я проявил слабость. Думал, это жесткость, Ольга и одумается. А она нуждалась в заботе…» – У Маринина в горле стоял комок.

– Виктор Васильевич, мы можем отвезти Степу сегодня вечером, когда я освобожусь. Часов в восемь.

– Спасибо, Егор.

– Тогда до вечера. Я вам позвоню.

Глава 32

Алевтина даже и не предполагала, что можно вот так жить. По распорядку, но с удовольствием. Поначалу ей казалось, что, вырвавшись от Бурова с его маниакальным стремлением к выравниванию, выстраиванию, раскладыванию строго по раз и навсегда заведенному порядку даже таких вещей, как кухонные полотенца, она не сможет надышаться свободой. Ан нет. На второй же день своего проживания в новой квартире она с ужасом поняла, что продолжает складывать тряпки стопочками, развешивать одежду на плечиках и ставить посуду на полки горкой: сначала большие тарелки, на них поменьше, а сверху – десертные. И ложки с вилками лежат у нее так же, как и в квартире Бурова, по разным ячейкам в пенале. Но самое страшное было не это. Как-то, задумавшись, совершенно машинально она выровняла по ранжиру бокалы и чашки на кухонной полке Юли. Бокалов было два: один примерно на пол-литра и второй – совсем маленький, детский, с кошечкой на боку. А чашка одна, кофейная. Аля так и построила их: большой бокал, маленький и чашечка. И тут же поймала на себе изумленный взгляд молодой соседки. До того стало стыдно, что она поспешила ретироваться с кухни, пробормотав извинения.

Тогда она решила, что все, хватит: менять жизнь так менять. Но не получилось. Придя вечером с работы, она сбрасывала джинсы на спинку кресла, носки рядом, блузку – на диван, надевала халат и шла на кухню, чтобы сварить себе кофе. Возвращалась с дымящейся туркой, ставила ее на столик, на плетенный из соломки кружок, доставала чашку, наливала напиток, вдыхала запах и забиралась с ногами в кресло. И чувствовала дискомфорт: в спину впивалась пуговица от джинсов. Она, ругая себя, старалась не обращать внимания (куда хочу, туда и кидаю одежку!), но насладиться моментом ей так и не удавалось. Джинсы занимали свое место на полке, носки – в ящике, блузка – на плечиках в шкафу.

Она однажды, в порыве откровенности, пожаловалась было Маринину, но тот осторожно заметил: «А что в этом плохого-то, Аль? Зачем рушить порядок, не понимаю!» И она поняла, что Маринин в хаосе жить не хочет. И успокоилась.

Они уже вторую неделю, не таясь, жили вместе, в ее комнате, почти не заглядывая в его так толком и не обустроенное жилище.

Все хорошо бы, но Аля боялась его ночных дежурств. Она оставалась одна, и сны приходили снова. Она помнила наутро все, страшась рассказать о происходящих во сне событиях даже Маринину. Она просто не знала, чем он может ей помочь. И чем она может помочь той женщине из сна. Аля уже давно перестала падать в обмороки, контролируя себя (или ее?). Маринин, приходя утром с суток, заставал ее мирно спящей на диване.

Но сегодняшний сон она пережить в одиночку не смогла. Ей до сих пор было страшно. Страшно от приоткрывшейся, наконец, тайны. От догадки, мелькнувшей в предутренний час, после чего Аля вдруг резко проснулась. И очень долго пыталась унять бешено колотящееся где-то не на месте сердце.

Аля смотрела на будильник и считала минуты. Через полчаса она встанет, сварит кофе и сделает бутерброды. А когда Маринин придет, за завтраком расскажет ему все.

Аля прислушалась. Нет, не показалось.

– Ой, мамочки! Помогите!

Аля наспех оделась и выглянула в коридор. На пороге своей комнаты, спиной к Алевтине, стояла Юля.

– Юля, что с тобой? – Аля отодвинула ее и шагнула в комнату.

– Эй, соседи, что не спится? – Раков в шортах и босиком шел по коридору от своей двери.

– Там вода, – Юля показала рукой на кровать. – Я была в ванной, пришла, а она мокрая.

– Ну, ни хрена себе! – Раков шагнул за порог.

– Смотрите, течет с потолка и по стенам! – Аля, наконец, посмотрела наверх. – Нужно к соседям подняться!

– А кухня вся затоплена! Там с лампочки течет и над плитой! Уже на полу вода! – взвизгнула Юля, заглянув на кухню.

– Жора, оденьтесь, сходите наверх, похоже, у соседей труба лопнула или кран сорвало, – попросила она подошедшего Полякова. – Юля, в ванной тряпки и ведро. Неси, нужно воду собрать с пола. А вы, Борис, отодвиньте, пожалуйста, Юлину кровать от стены.