Свои чужие люди

– В тот день, когда ты меня нашел без сознания, мне приснился совсем другой сон. Как будто все изменилось. Я что-то искала, металась по комнате. Обессилев, упала. И оказалось, что я упала и наяву.

– А то, что искала, нашла?

– Нет. Но я думаю, это был ключ от двери. В следующих снах я подходила к двери и дергала, дергала ее за ручку. А она не открывалась. И ключ я так и не нашла.

– А тот, кто был с тобой рядом в первых снах?

– Его больше не было. Мне кажется, что это и было причиной моего беспокойства. Его отсутствие. К нему я хотела вырваться. Знаешь, последние сны очень яркие. Даже, – Аля потерла пальцами, словно что-то щупая, – на уровне осязаний. Я помню на ощупь ткань штор. Не этих. Те были тяжелыми, парчовыми. И ковер под ногами. Ворс мягкий и теплый. И ветерок из окна…

– Аля, почему ты от меня скрывала эти сны?

– И что я могла тебе рассказать? Что меня мучают кошмары? Что я – не я по ночам? Брожу по собственной комнате, воображаю себя кем-то и под конец теряю сознание? Тебе не кажется, что дело пахнет клиникой?

– Глупости. Это всего лишь сны.

– Нет, Витя, это что-то другое. Конечно, в привидения можно и не верить… А что, если эта девочка жила здесь, в этой комнате, когда-то? Та обстановка, что я вижу, явно старинная. И мебель, и портьеры. И печка, не смейся, действующая! Я слышала треск дров в ней! Кирпичи, из которых она выложена, были теплыми! А на столе в подсвечнике горела свечка! Что ты на это скажешь?

– Давай рассуждать логически. Мистику отбрасываем…

– Я бы не стала, – спокойно сказала Аля.

– Что не стала?

– Мистику отбрасывать. И я не хочу рассуждать логически. Я сегодня еду к Нани, Катиной свекрови, Витя. Хочешь, поедем вместе. Она сейчас на даче, в Заречье.

– Хорошо, поедем. Где это?

– По дороге на Ульяновск, немного не доезжая до Лесинок.

– А потом заедем к Степке?

Аля согласно кивнула. Внука Маринина она видела всего раз, уже давно. Она вспомнила свое странное состояние после встречи с ним. Они поговорили всего минуту, она спросила, как его зовут, назвала свое имя и улыбнулась. Он остался серьезным, не ответив на ее улыбку. И Але вдруг стало неуютно под его внимательным, недетским взглядом. Он посмотрел ей прямо в глаза, неожиданно взял ее руку в свою, молча подержал и отпустил. Аля ушла к себе и долго не могла унять колотящееся сердце. Ей хотелось плакать, словно она что-то потеряла безвозвратно. Что-то тяжелое, ненужное и мешавшее ей. И теперь с облегчением оплакивала эту потерю.

Глава 35

– Вы должны это увидеть, Василий Валентинович, – Раков достал из кармана рубашки флешку.

– Что там?

– Это с камеры в комнате Алевтины Буровой.

– Я не любитель держать свечку над чужой постелью.

– Я смонтировал только то, что вас может заинтересовать. С хозяйкой комнаты происходит что-то странное. Именно ночью. Они с майором Марининым живут уже месяц, и это повторяется, только когда майор на суточном дежурстве.

– Хорошо, давай посмотрим. – Голод откинулся в кресле. На экране компьютера возникло изображение комнаты в полумраке. Комната была освещена только ночником, круглым шариком на тонкой ножке, издающим мягкий голубоватый свет. На диване, откинув одеяло в сторону, лежала женщина. Да, это точно была жена полковника Бурова, с которой он виделся только раз, лет пятнадцать назад на дне рождения ее дочери. Вдруг она повернулась на бок и широко открыла глаза. Голод невольно вздрогнул.

– Двенадцать часов ровно. Я сначала думал, что, может быть, она страдает лунатизмом, но…

– Что это с ней? Что она делает?

Женщина резко встала, протянула в сторону руку и сделала движение, словно накидывая на плечи что-то вроде шали. Быстро добежав до двери, она наклонилась к замочной скважине и приложила к ней ухо. Потом, распрямившись, схватилась за дверную ручку и начала ее дергать. Постояв так с минуту, она в отчаянии всплеснула руками, вскрикнула и заплакала.

– Слушайте, – Раков предостерегающе поднял палец.

«Мама, мамочка, выпусти меня отсюда! Я не буду у тебя больше ничего спрашивать, мамочка…» – донеслось из компьютерных колонок.

– Голос, кажется, не Алевтины, Василий Валентинович, вот странно. Я бы сказал, детский голосок. Хотя это, несомненно, она!

– Тише! – Голод прибавил громкость и уставился на экран.

Женщина подошла к печке и приложила к ней ладони. «Я не буду тебя спрашивать, не буду», – плача, повторяла она. Вдруг женщина замерла, прислушалась и оглянулась вокруг. На экране возникло ее встревоженное лицо.

– Смотрите, словно по заказу на камеру смотрит… – возбужденно воскликнул Раков.

– Да тише ты! – оборвал его Голод.

Женщина вдруг метнулась к стене и двумя руками стала колотить по ней. Она словно не чувствовала боли, шлепая и шлепая открытыми ладонями по твердой поверхности. «Верните мне ее! Верните мне ее! – кричала она в исступлении. Вдруг она, пятясь, отошла от стены, словно увидев кого-то. – Нет! Не нужно!» – закричала она, закрывая лицо руками. Она сделала шаг назад, еще один и упала навзничь.

– Что это было? – Голод ошалело посмотрел на Ракова.