Своя недвижимость за границей

На другой день проснулась поздно; солнце ровно освещало комнату даже через ставни. Шея здорово затекла, поскольку накануне вечером вдруг выяснилось: покупая на днях комплекты белья, на том и остановилась, совершенно почему-то упустив из виду, что для спанья людям полагаются еще и подушки с одеялами, вот и пришлось тащить снизу плед и напольную подушку, для постели слишком большую и неудобную. До чего ж ты все-таки беспомощна в бытовых вопросах, уму непостижимо, сказала она себе, отправляясь умываться; а впрочем, чего еще можно ожидать, если за всю жизнь не то что дома - комнаты своей не имела, вечно на всем готовом, старом, привычном... И вновь, в который раз оглядывая ванную, выложенную плитками с морскими сюжетами (парусники - коралловые рифы русалочки, бьющиеся в сетях...), затем обе лестницы - солидно-прочную и игриво-винтовую, белые двери с медными ручками, полупустые комнаты, источающие покой и прохладу, спросила себя: нет, это что, вправду все мое?! Все на законных основаниях принадлежит мне, у которой нет ни постоянной работы, ни серьезных перспектив на будущее, да что там - приличной обуви на позднюю московскую осень тоже нет... Тут вдруг вспомнилась строчка любимой поэтессы (вот кого, если честно, вам, господа, надо бы переводить и премировать!), и она произнесла вслух: знаешь ты кто? Ты - голая в шляпе с полями! И расхохоталась безудержно, как не хохотала давно, испытывая прилив бессмысленного счастья.

После чего голая в шляпе с полями спустилась на кухню, поставила на плиту металлический чайник (электрических не признаем!), открыла холодильник, точнее - допотопную холодильную камеру, по-видимому, встроенную тут еще тогда, когда квартира сдавалась "под ключ", но вполне работающую, и, достав грейпфрутовый сок, вышла со стаканом в сад. Там, как полагается, птички пели; со стороны соседей-разгильдяев, из глубины дома, слышался как будто гитарный перебор, а со стороны добропорядочной сеньоры явственно доносился запах мяса, жаренного с овощами, - чего это они так плотно начинают с утра пораньше? Хотя - какое утро, перевалило за полдень, это у тебя, праздной женщины, утренний кофе, а у людей, небось, второй завтрак, вроде российского обеда...

Пить кофе и жевать мюсли с йогуртом (есть особо не хотелось, но важно было начать новый день в новом доме ритуальным европейским завтраком) она пристроилась у стойки - не за стол же этот огромный садиться в полном одиночестве! На кухне, при открытом окне, стоял странный полумрак - упираясь взглядом в склон горы, заслонявший солнце, можно было решить, что уже вечер, что светлые блики на листве последние, предзакатные. Хотя на самом деле, стоит выбраться на улицу, обнаружится день яркий и жаркий, ну теплый как минимум даже трудно поверить, что скоро тут начнут готовиться к Рождеству... А выбираться, кстати, пора: надо идти куда-то искать чертовы одеяла-подушки, будь проклята вся эта бытовуха, но, с другой стороны, чем не повод прогуляться и кости поразмять...

Тщательно все вымыв и прибрав, она собралась и вышла из дома, решив сначала спуститься на набережную, пройтись по ней подальше вдоль моря, чтобы обогнуть весь выступ горы и попасть в дальнюю, малоизученную часть нижнего города - а магазины, кстати, должны быть и там, они вообще повсюду.

Было действительно тепло, как и всегда, только с моря налетали ощутимые порывы ветра; прохожих в этот день и час было раз-два и обчелся, все на работе, потому-то ей и бросился в глаза человек на повороте к набережной там, где уже начинались бесконечные ряды пустых пластиковых столиков под тентами. Видимо, только что купив в киоске газету, он расправлял ее на ходу, ветер ему мешал, но, не в силах оторваться от чтения, человек развернул-таки ее во всю ширину, так, что даже издали стало можно различить готический шрифт, которым набирается заголовок самой известной американской газеты. Он продолжал читать, теперь уже крепко удерживая газету против ветра, машинально опершись коленом о пластиковый стул у столика, даже забыв присесть; ей же вдруг подумалось - а ведь это, кажется, тот вчерашний американец, следом за которым довелось вчера вечером прошагать пару кварталов. Во всяком случае, те же пшеничные вихры, синие джинсы и клетчатая ковбойка; физиономия на сей раз была скрыта газетой, а сама поза, до того размашистая и непосредственная, в любом случае выдавала отнюдь не местного жителя, пускай, вроде бы, и их скованными никак не назовешь... Когда она проходила совсем близко, тот неожиданно посмотрел поверх газеты, и они совершенно случайно встретились глазами, и она тут же поспешно отвела свои в сторону и прошагала мимо, дальше, вниз, на набережную. Прошагала, естественно, не оглядываясь, хотя так и подмывало это сделать, ибо ну никак не могла сообразить, кого же ей так сильно напомнило лицо, которое она успела увидеть на какой-то миг - широколобое, почти круглое, но с крепко очерченным подбородком, с цепким, умным взглядом серых глаз, очень каким-то всепонимающим взглядом, но не печальным при этом, нет. Просто трезвым и спокойным...