Своя недвижимость за границей

...Ввалившись в холл, она сбросила босоножки и, оставив вещи там же на полу, двинулась в полумрак своих владений, по пути поднимая жалюзи, затем раскрывая окна, затем - ставни, одновременно пытаясь вообразить, будто видит все впервые. И самую большую комнату с камином (неужели его и впрямь можно будет растапливать? племянник быстро разберется - если доберется!), всю затянутую бледно-зеленым ковролином, где всех вещей было - кресло-качалка, мечта детства, чуть поодаль простой журнальный столик с телефоном и куча разбросанных вокруг ярких подушек вроде диванных, но достаточно мягких, чтобы можно было свободно на них развалиться... И комнату поменьше - кушетка под пледом и стул из англичанского комплекта, больше ничего, а одежду, например, можно и на гвоздях по стене развешивать, у Машкиных друзей в мастерских такое практикуется, и смотрится неплохо... И абсолютно пустую пока бывшую столовую, куда в дальнейшем, если понадобится, можно прикупить раскладушку и притащить такой же стул... Столовую она распорядилась оголить не далее чем вчера, попросив грузчиков, привезших заказанную мебель, еще перетащить тот огромный обеденный стол на кухню, где ему, собственно, и было место, хотя основной причиной послужило другое. Она заранее извелась, гадая, положено ли тут давать чаевые и сколько именно, когда грузчики закончат работу, но потом вдруг нашла выход - почему бы не попросить их, как и все остальное - знаками, проделать еще и это немудреное дело, а тогда уж с чистым сердцем можно будет протянуть купюру главному. Что она и сделала, не без трепета глядя на выражение его простецкого, но чисто выбритого лица - чтобы в случае чего тут же добавить еще одну, заранее заготовленную... Но, к счастью, размер вознаграждения сразу пришелся тому по душе, он весело произнес какую-то тираду, дал ей расписаться на квитанции и отбыл со товарищи на своем небольшом пикапе, куда вполне помещалось все купленное, включая еще тахту для ее комнаты наверху и огромный ярко-оранжевый матрац для верхнего мезонина... Для чердака-каюты, осенило ее наконец, вот как, по-цветаевски должно именоваться это дивное помещеньице, что должно оказаться идеальной мастерской для Машки или комнатой для романтического индивидуалиста-племянника...

Бывшая столовая имела выход во внутренний двор, точнее, на небольшой участок, который упирался в почти отвесный склон горы, покрытой жесткой, колючей травой; где-то наверху этот склон был обнесен защитным барьером, за которым была узкая дорога, по ней иногда стрекотали мотоциклы, а сразу за дорогой, как она знала, к очередному склону снова лепились дома, отсюда невидимые. Участок соседей справа был огорожен проволочной сеткой, местами плотно оплетенной ползучими растениями, местами оголенной, открыто демонстрирующей немного разгильдяйский быт неведомых соседей - с какими-то пляжными полотенцами, разбросанными прямо по траве, и белым пластиковым столиком, полным неубранной посуды. Зато участок слева отделяла только живая изгородь в половину человеческого роста, идеально выстриженная, за которой виднелись прямо-таки райские кущи. Ее же земельные владения оставляли желать лучшего: какой-то полудикий кустарник, выгоревшая трава, ни намека на цветы даже странно, что тут жил англичанин, по идее кущи слева должны были принадлежать ему... Покуда она размышляла, там как раз появилась хозяйка подтянутая седая сеньора с лейкой в руках. Надо было ловить момент, и, через силу напустив на себя бодрый вид, она подошла ближе и заговорила с соседкой. Та, поначалу реагировавшая со сдержанной настороженностью, к счастью, все же поняла ее корявый английский пополам со скудным местным и, на глазах смягчаясь, подробно растолковала, куда тут принято девать мусор и где оплачивать коммунальные услуги.