Своя радуга

– Не об том я, что кланяться. А об том сколько власти правитель имеет. Что толку, если вы своему князю не кланяетесь, если он вам умы в бараний рог согнул? И не люб он вам, и постыл, и обирает, и нарочитые люди его с жиру бесятся, и службу не блюдут, – а вы только трясетесь пред ним как осенний лист. А то хуже если не трясетесь – а уж просто привыкли, и княжий произвол вам порядке вещей. Говорил я с монахами, что в ромейский Царь-град ходили, к христовым святыням, и всю ромейскую землю ногами прошли. Видели они там землепашцев духом совсем изничтоженных. Бредут, соху на себе тащат, а в глазах пустота. И все помыслы у них только об одном, – как бы сборщику подать суметь в срок отдать. Не люди это уже, а скот безвольный. Жалкий и гнилой плод на некогда цветущем древе народа ромеев. По твоим разговорам понял я, что и вас в такой же скот хотят оборотить. Али уже оборотили? И вот, ты говоришь, что ваш князья изничтожают у вас и ремесла, и лекарей, и ученых людей, что князья ваши отрокам и девкам вместо вежества и грамотной премудрости один лишь блуд в науку дают, – а у вас люди на то лишь сидят открыв рты, и ждут когда князь сам собой в ум вернется? Может телами вы и прямо перед князем своим стоите, зато разумом стелетесь перед ним как трава на ветру! В мое время на князей была управа, а в ваше нет. Значит забыли у вас русскую правду-закон!

– Да что вы в меня вцепились?! – Гаркнул Стас. – Не этот, так тот! Судьи, блин! Палата присяжных!

– И правда, что вы ломитесь в амбицию, господа? – вмешался Петр. – Остыньте.

– Я никому не господин! – Взвился Андрей. – Не смей меня так называть!

– Хорошо, хорошо. Судари, Братцы, товарищи, – остыньте. – Петр подня руки. – Что вы на Станислава набросились, будто он во всех язвах на теле отчизны виноват? Он ведь только вестник из будущего. Не уподобляйтесь восточным деспотам, что за дурную весть снимали с гонца голову. Я уж не говорю, что наши вопли за несколько километров слышно; тоже мне, кадровые военные на ночном биваке… Стыдно-с. Да и вообще, нам здесь держаться друг за друга надо. Четыре русских мертвеца, заброшенных неизвестно куда. И о чем разговоры? О том где мы? Почему вдруг живы? Нет, – Господи прости – о политике!.. Не оставить ли эту прекрасную тему до лучших времен?

Некоторое время все молчали.

– Не сужу я тебя, Станислав. – Наконец мотнул головой Межислав. – Но не понимаю. То тебе прямо и сказал, не обессудь.

– И тебя, Стас, тоже не сужу. – Махнул рукой Андрей. – Просто я думал… – Он запнулся. – Я-то думал, что расспрошу тебя, и ты мне о другом будущем расскажешь. О людях освобожденного труда в мировом масштабе. О коммунизме. О освоении дальних планет… Ты прости, что я на тебя накричал… Просто ты тут один оказался, – за все свое время ответчик… Не держи зла… "Человек создан для счастья, как птица для полета". Это Короленко сказал… Владимир Галактионович. А вам там всем крылья подрезали… как домашним гусям на откорм… Вот от чего муторно. Кто из нас первым дежурить будет, ребята? Если я, – так я. А если нет, – спать буду, тяжко мне ребята. У меня сегодня траур.

– Я возьму первую – Сказал Петр. – Только как мы тут вахты-то разобьем? Ни часов, ни звезд знакомых.

– Да черт его знает, как тут время определять… – Пожал плечами Андрей. – Пока давай на чутье, как глаза начнут слипаться, буди меня.

Андрей, лег на бок, свернулся калачиком, и подсунув кулак под голову замер. Опустился на спину, и Межислав, закинув руку под голову.

– Твою налево… – Выдохнул Стас. – Твою ж налево!… – Он еще раз с силой выдохнул, успокаиваясь, улегся, и затих.

Петр остался сидеть глядя в ночную тьму.***

Трудно без часов, и без родных звезд трудно. Но чует Петр, часа четыре он уже откараулил. И в сон тянет так, что на зевках чуть челюсть не выворачивает. Пора пожалуй следующего поднять. Поднялся он тихонько, протянул руку к Андрею.

– Не буди его, – Прошептал Межислав. – У него горе. Я встану.

Петр опустил уже протянутую руку.

– А у тебя, что – не горе?

– Вестимо, и у меня. Да ему-то вроде подлее выпало.

– Как тут взвесить… – Задучиво кивнул Петр. – Ладно, друг, заступай.

Лег Петр, поворочался, уже совсем одурманился сном, как вдруг мысль молнией проразила. Совсем эти потомки со своими криакми запамятовать заставили.

– Межислав, – прошептал Петр.

– А?

– Слушай, я все хотел тебя спросить. В мое время известна такая древняя летопись, как раз примерно с твоих времен, чуть-чуть постарше. Называется "Слово о полку Игореве". Ты там, у себя, слыхал что-то такое? Вот послушай: